Божественный яд - Чиж Антон

Несколько террористических актов удались, и за нами началась охота жандармов и Третьего отделения. К моему позору, я не смогла справиться с чувствами к Серебрякову и стала его любовницей. Вскоре я почувствовала, что беременна. Я решила скрыть это от профессора и уничтожить плод. Товарищи нашли мне бабку-повитуху которая дала выпить горький отвар. Я надеялась, что плод умер. Но через месяц поняла, что ошиблась. Ребенок продолжал жить, аборт делать было поздно. Как раз в это время меня арестовали. Я оказалась в тюрьме. Над нами была устроена смехотворная процедура суда, который назвали «Процесс тринадцати». Всех членов нашей организации приговорили к бессрочной каторге.

На одном из этапов у меня начались роды. Акушер, который принял ребенка, сказал, что родился мальчик. Но когда я взяла дитя, то увидела явно выраженные женские половые органы. Я решила об этом никому не говорить. До пяти лет ребенок рос со мной, а потом его забрали в детский приют.

Я выдержала на каторге пятнадцать лет и решила бежать. К тому времени мой ребенок уже подрос. Я не знала, где он, но не особенно об этом беспокоилась. Когда в 1900 году я добралась до столицы, то обнаружила, что идти мне не к кому. Все мои товарищи умерли или догнивали в тюрьмах. Молодых революционеров я не знала.

На счастье, меня нашел один человек, который принял участие в моей судьбе. Он сказал, что новой революционной организации нужно, чтобы я следила за неким профессором. Возможно, он близок к изобретению нужного для революции вещества. Я согласилась, но человек сказал, что придется прикинуться глухонемой — так можно больше узнать. Человек привез меня в дом своего знакомого, где я сразу узнала постаревшего любовника — профессора Серебрякова!

Александр не узнал меня. Каторга сделала из молодой женщины старуху. И тогда во мне вспыхнула жажда мести. Всем. Этому миру, жандармам и Серебрякову. Мой протеже сказал, что я хорошая кухарка и стою немного. Серебряков подумал и снисходительно согласился. Я стала жить в его доме и ждать удобного случая.

Серебряков любил женщин, и у него часто бывали молодые и красивые девушки. И вот однажды, года два назад, я увидела барышню, которую не могла не узнать. Это был мой подросший ублюдок. Но в женском платье. Кажется, Серебряков хотел сделать и ее любовницей. Мне было безразлично, потому что я уже знала, над чем работает профессор. Он хотел изобрести универсальный эликсир жизни, божественную сому.

Однажды он пришел домой злой и долго кричал в кабинете, что отныне прекращает все общение со своими коллегами. Как я поняла, они стали насмехаться над его попыткой создать сому. А между тем к концу осени 1904 года профессор уже изобрел божественный напиток, но все еще не решался попробовать его. Он все ждал чего-то. Я внимательно следила за каждым его шагом, иногда сообщая новости своему знакомому.

А потом в доме появилась красивая барышня, которую Серебряков называл Надеждой, а затем и вторая — красавица по имени Ольга. Я сразу поняла, что они не те, за кого себя выдают. По их разговорам я догадалась, что они из юной поросли революционеров. Я стала искать удобного случая, чтобы сделать из них своих подручных.

И вот, 19 декабря профессор собрал трех дам и сообщил им об изобретении сомы. Он выгнал меня из комнаты, но я все слышала и поняла, что у меня в руках может быть оружие, сильнее любой бомбы. Я смогу отомстить. Я смогу уничтожить этот мир насилия до основания, даже не обращаясь за помощью к человеку, который устроил меня к профессору. Я подслушала, как Серебряков сообщил Ольге о церемонии причащения сомой у него на даче. Я поехала в Озерки, прокралась к дому и в окно увидела все.

На следующий день профессор заболел. Я сразу поняла, что это результат действия сомы. Потом появилась Ольга. В замочную скважину я видела, как профессор, выпив сомы, стал бегать по комнате. А затем Серебряков стал послушно выполнять любое желание Ланской. Для меня стало ясно: сома не только оружие, но и средство управления людьми.

На следующий день профессор выгнал меня из дому, якобы за то, что я украла его деньги. К счастью, меня приютил одинокий пьющий дворник. Я поняла, что время пришло и надо действовать немедленно, пока сома не попала в другие руки.

Вечером 30 декабря я дала дворнику денег на трактир, дождалась, когда Уварова уйдет, и отправилась наверх. Дверь оказалась незаперта. Профессор и моя дочь, которую он называл Марией, выпили сомы и стали бесноваться. Серебряков успокоился первым и упал на постель. Мария никак не хотела угомониться. Она скакала и вопила как дикий зверь. Я испугалась, что соседи вызовут полицию. И тогда я поймала ее, схватила за плечи и приказала: «Умри!» Мария охнула и упала, согнувшись пополам.