Тайна Розенкрейцеров - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Вы не волнуйтесь – членство в нашем ордене сугубо добровольное. Мы не собираемся настаивать, чтобы вы приняли посвящение. Мы просто выражаем вам огромную благодарность и признательность. И настоятельно ПРОСИМ – не рассказывайте никому ни о подземном храме, ни про нашу реликвию.

– Это само собой…

– Спасибо. Я даже не прошу, чтобы вы поклялись в этом. Вы – человек чести. Я был уверен, что мы быстро найдем общий язык.

– Простите, но у меня есть один вопрос…

– К вашим услугам.

– Кем был этот… Крюгер? Надеюсь, вы знаете, о ком я говорю. Он… из ваших?

– Нет. Это злейший враг ордена Креста и Розы. – Лицо черноризца помрачнело. – Наши враги знают о чаше и давно охотятся за нею. Не думаю, что они выйдут на ваш след, но если это случится… – Он достал визитку и вручил ее Глебу. – Если это случится, постарайтесь как можно быстрее позвонить по этому телефону. Назовите только ваше имя, объясните ситуацию, и вам помогут. А теперь позвольте откланяться…

Черноризец и впрямь вежливо поклонился (Глеб ответил ему тем же), и легкой пружинистой походкой, никак не соответствующей его годам, покинул квартиру. (Интересно, как все-таки им удалось отодвинуть засов?)

Глеб как стоял, так и сел на свое изобретение, железного скрипучего монстра, на котором мог запросто спать сам Геракл. Ноги почему-то стали ватными, а сердце заколотилось со страшной силой. А ведь меня запросто могли убить, подумал с запоздалым страхом Глеб. Но не убили, хотя по логике вещей я стал секретоносителем, что для ордена розенкрейцеров могло представлять определенную опасность.

Почему? Возобладало человеколюбие? Сомнительно.

Значит, я еще понадоблюсь им. Скорее всего, это так. Но когда и по какому случаю?

Запутавшись в мыслях, переживаниях и сомнениях, Глеб махнул на все рукой и пошел в душ. Когда он вышел из ванной, тело бурлило от переполнявшей его энергии, в животе кишки играли марш, а в голове билась всего одна-единственная мысль: «Не пойти ли нам, Глеб Николаевич, в какое-нибудь приличное заведение, чтобы хоть раз за последние две недели по-человечески позавтракать?»

Задумано – сделано.

Утро уже не было ранним, но своей прохладной свежей прелести еще не потеряло. Тихомиров-младший шел по городу и напевал веселую песенку. Глеб делал это бессознательно, а потому как-то не замечал, что мотив этой песни раньше он не знал и что поет ее на совершенно неизвестном ему языке.