Левиафан - Акунин Борис

Долго не мог успокоиться. Сначала поднялся на шлюпочную палубу, где самый солнцепек и поэтому никого нет. Разделся до набедренной повязки и полчаса совершенствовал технику удара маваси-гири. Когда достиг должной кондиции и солнце стало казаться розовым, сел в позу дзад-зэн и сорок минут пытался медитировать. Лишь после этого оделся и отправился на корму сочинять танка.

Все эти упражнения помогли. Теперь я знаю, как спасти лицо. За ужином скажу Фандорину-сан, что нам запрещено говорить с иностранцами об императорской армии, а из салона я выбежал столь поспешно, потому что у меня ужасный понос. Думаю, это прозвучит убедительно, и я не буду выглядеть в глазах соседей невоспитанным дикарем.

Тот же день, вечер

Какая там гармония! Случилось нечто катастрофическое. У меня постыдно дрожат руки, но нужно немедленно записать все подробности. Это поможет сосредоточиться и принять верное решение. Пока только факты, умозаключения потом.

Итак.

Ужин в салоне «Виндзор» начался как обычно, в 8 часов. Хотя днем я заказывал салат из свеклы (red beet), официант принес полусырую говядину с кровью. Оказывается, он расслышал red beef. Я тыкал вилкой в сочащуюся кровью плоть убитого животного и с тайной завистью смотрел на первого помощника капитана, который ел аппетитнейшее овощное рагу с постной курятиной.

Что было еще?

Да ничего особенного. Клебер-сан, как всегда, жаловалась на мигрень, но ела с большим аппетитом. У нее замечательно цветущий вид, вот классический пример легко переносимой беременности. Уверен: когда придет срок, ребенок из нее выскочит, как пробка из шипучего французского вина.

Говорили о жаре, о завтрашнем прибытии в Аден, о драгоценных камнях. Мы с Фандориным-сан сравнивали достоинства японской и английской гимнастик. Я мог позволить себе быть снисходительным, так как превосходство Востока над Западом в этой сфере очевидно. Все дело в том, что у них физические упражнения – это sport, игра, а у нас – Путь к духовному самоусовершенствованию. Именно к духовному, потому что физическое совершенство не имеет значения и тащится следом само по себе, словно железнодорожный состав за паровозом. Надо сказать, что русский очень интересуется спортом и даже что-то слышал о боевых школах Японии и Китая. Сегодня утром я медитировал на шлюпочной палубе раньше обычного и видел там Фандорина-сан. Мы только обменялись поклонами, но в разговор не вступали, потому что каждый был занят своим делом: я омывал душу светом нового дня, он же, одетый в гимнастическое трико, приседал, отжимался поочередно на каждой руке и долго поднимал гири, по виду очень тяжелые.

Общий интерес к гимнастике сделал нашу вечернюю беседу непринужденной, я чувствовал себя раскованней, чем обычно. Рассказывал русскому о дзюдзюцу. Он слушал с неослабным вниманием.

Примерно в половине девятого (я не заметил точное время) Клебер-сан, уже допившая чай и съевшая два пирожных, пожаловалась на головокружение. Я сказал, что это бывает с беременными при переедании. Мои слова она почему-то восприняла с явной обидой, а я спохватился, что сболтнул лишнее. Сколько раз зарекался не раскрывать рта. Учили ведь меня мудрые воспитатели: когда оказался в чужой компании, сиди, слушай, приятно улыбайся и время от времени кивай головой – прослывешь воспитанным человеком и уж во всяком случае не скажешь ничего глупого. Хорош «офицер», сующийся с медицинскими советами!

Ренье-сан тут же вскочил и вызвался проводить даму до каюты. Этот человек вообще очень предупредителен, а к Клебер-сан особенно. Он единственный, кому она еще не надоела своими беспрестанными капризами. Блюдет честь мундира, молодец.

Когда они вышли, мужчины перебрались в кресла и закурили. Корабельный врач-итальянец и его жена-англичанка отправились к какому-то пациенту, а я пытался втолковать официанту, что в мой омлет к завтраку не нужно класть ни бекон, ни ветчину. Могли бы уже привыкнуть, за столько-то дней.

Прошло, наверное, минуты две, и вдруг мы услышали пронзительный женский крик.

Во-первых, я не сразу понял, что это кричит Клебер-сан. Во-вторых, не сообразил, что истошное «Оскур! Оскур!» означает «Au secours! Au secours!».^[9] Но это не оправдывает моего поведения. Я проявил себя позорно, позорно. Я недостоен звания самурая!

Но по порядку.

Первым к двери бросился Фандорин-сан, за ним полицейский комиссар, потом Милфорд-Стоукс-сан и Свитчайлд-сан, а я все торчал на месте. Они, конечно, все решили, что в японской армии служат жалкие трусы! На самом же деле я просто не сразу понял, что происходит.