Два квадрата - Бурносов Юрий Николаевич

• Я ненавижу лживость и обман,
• Путь к истине единственно мне гож,
• И, ясно впереди или туман,
• Я нахожу, что он равно хорош;
• Пусть сплошь и рядом праведник бедней
• Возвышенных неверьем богачей,
• Я знаю: тех, кто ложью вознесен,
• Стремительнее тянет под уклон.

«Ясно впереди или туман…» Впереди как раз туман. Нет, сирвента не о том. Совсем не о том.

Бофранк споткнулся о торчащий из земли корень, упал на четвереньки и зарекся вспоминать сирвенты.

Ко входу в шахту они добрались спустя примерно час. В склоне горы чернело огромное отверстие, окаймленное бревенчатой рамой. Поодаль чернели какие-то полусгнившие и обрушившиеся постройки, пахло мертвым деревом.

Гаусберта исчезла в руинах и тотчас появилась вновь, неся несколько смоляных факелов, очевидно заранее приготовленных.

– Этого должно нам хватить, – сказала она, раздав факелы. – Пойдемте.

Внутри шахты оказалось неожиданно сухо. По мере отдаления от входа все внутренние звуки – шуршание дождя, чириканье птиц, шум ветра – исчезали, и на смену им приходили иные, доселе Бофранку не ведомые. Потрескивание деревянных крепей, шорох осыпающегося песка, треск мелких кусочков породы под каблуками… Зажженные факелы рассеивали обступившую со всех сторон тьму, казалось, лишь на расстояние протянутой руки.

– Я пойду впереди, – сказала девушка. – Здесь есть глухие рукава и ветви, есть колодцы, в которые можно упасть… Будьте осторожны и во всем следуйте моим указаниям.

Бофранку некстати пришли в голову рассказы старосты о троллях. Он хотел спросить Гаусберту о них, но конестабля опередил Аксель.

– А что, хиреан, водятся ли тут тролли? – спросил он с деланной бравадой.

– Я не видела ни одного, но говорят, что водятся, – спокойно отвечала девушка. – Да вам-то что с того? Они не тронут.

– Я предпочел бы тролля грейсфрате Броньолусу, – признался неожиданно для себя Бофранк.

– Затем я и спасаю вас, хире.

Путь их петлял, вел то вверх, то вниз, в одном месте Бофранк больно ударился лбом о провисшую перекладину крепи. Мокрая одежда постепенно пропитывалась пещерным холодом, и конестабль сильно продрог.

– Хиреан! – позвал он. – Не остановимся ли мы на миг?

Запасливый Аксель нашел в своем мешке флягу с вином и передал конестаблю. Сделав несколько глотков, он предложил девушке, но та покачала головою; Аксель же отпил совсем немного и с сожалением убрал сосуд.

– Тсс! – сказала вдруг Гаусберта. – Слышите?

Они остановились как раз подле уходящего круто вправо ответвления от основного туннеля. Именно оттуда доносились характерные звуки, словно кто-то тяжело дышал.

– Что это? – спросил помертвевший Аксель. Бофранк вытащил пистолет.

– Наверное, тролль, – снова шепотом отвечала девушка. – Он не придет на свет, он его боится. Тем не менее идемте отсюда.

Повторять это дважды ей не пришлось. Бофранк, шедший последним, то и дело оглядывался через плечо: не тянется ли из тьмы огромная когтистая лапа тролля… Но лапы не было. Может быть, не было и тролля? Мало ли, что может шуметь в старой заброшенной шахте. За все время службы Бофранк не видел ни троллей, ни домовых, ни чертей. Зато видел людей – людей, которые много хуже нечистой твари.

– Я полагал, троллей все же не существует, – осторожно молвил он.

– Так полагают все, кто не видел тролля.

– Но вы же не видели, – сказал Бофранк.

– А вы видели епископа Ольсванны, к примеру?

– Нет, не имел чести, – признался конестабль.

– Но он существует.

– Но он не тролль!

– А чем тролль по сути своей отличается от епископа, хире? – насмешливо спросила Гаусберта, а Бофранк очень некстати стукнулся головою о провисшую балку крепи и потому окончательно сконфузился.

– А я по малолетству видал домового, – сказал ни к чему Аксель, но никто не обратил на него внимания.

– Сколько нам идти, хиреан? – спросил конестабль на следующем привале, с трудом выталкивая слова из забитого горной пылью горла.

– Мы еще не прошли и половины, – сказала девушка.

– Откуда вы знаете дорогу?

– Я же просила вас, хире Бофранк, не задавать вопросов. Довольно с вас и того, что я – ваше неожиданное спасение.

Казалось, они идут уже несколько дней; в то же время Бофранк осознавал, что прошли всего лишь часы. Одежда на нем успела высохнуть, никто не шумел в переходах и тупиках, и конестабль привык к неверному свету факелов и вязкой тишине. Вот и вино закончилось последним глотком; есть же совершенно не хотелось.