Турецкий гамбит - Акунин Борис

Однако это обстоятельство не мешало французу поддерживать с Мишелем дружеские отношения. Чаще всего д'Эвре пропадал именно в отряде у Белого Генерала, благо тот постоянно находился в самом авангарде наступающей армии, и корреспондентам там было чем поживиться. В полдень 8 января Соболев прислал за Варей трофейную карету с казачьим конвоем – пригласил пожаловать в только что занятый Адрианополь. На мягком кожаном сиденье лежала охапка оранжерейных роз. Собирая эту растительность в букет, Митя Гриднев изорвал шипами новенькие перчатки и очень расстроился. По дороге Варя его утешала, из озорства пообещала отдать свои (у прапорщика были маленькие, девичьи руки). Митя насупил белесые брови, обиженно шмыгнул носом и с полчаса дулся, моргая длинными, пушистыми ресницами. Пожалуй, ресницы – вот единственное, с чем заморышу повезло, думала Варя. Такие же, как у Эраста Петровича, только светлые. Далее мысли естественным образом переключились на неведомо где скитающегося Фандорина. Скорей бы уж приезжал! С ним… Спокойней? Интересней? Так сразу и не определишь, но определенно с ним лучше.

Доехали, когда уже смеркалось. Город притих, на улицах ни души, лишь звонко цокали копытами конные разъезды, да грохотала подтягивавшаяся по шоссе артиллерия.

Временный штаб находился в здании вокзала. Еще издали Варя услышала бравурную музыку – духовой оркестр играл «Славься». Все окна в новом, европейского типа здании светились, на привокзальной площади горели костры, деловито дымились трубы походных кухонь. Больше всего Варю поразило то, что у платформы стоял самый что ни на есть обычный пассажирский поезд: аккуратные вагончики, паровоз мирно попыхивает – словно и нет никакой войны.

В зале ожидания, разумеется, праздновали. Вокруг наскоро сдвинутых разномастных столов с нехитрой снедью, но значительным количеством бутылок пировали офицеры. Когда Варя с Гридневым вошли, все как раз грянули «ура», подняв кружки и обернувшись к столу, за которым сидел командир. Знаменитый белый китель генерала резко контрастировал с черными армейскими и серыми казачьими мундирами. Кроме самого Соболева за почетным столом сидели старшие военачальники (из них Варя знала только Перепелкина) и д'Эвре. Лица у всех были веселые, раскрасневшиеся – кажется, праздновали уже давно.

– Варвара Андреевна! – закричал Ахиллес, вскакивая. – Счастлив, что сочли возможным! «Ура», господа, в честь единственной дамы!

Все встали и заорали столь оглушительно, что Варя испугалась. Никогда ее еще не приветствовали таким активным образом. Не зря ли она приняла приглашение? Баронесса Врейская, начальница походного лазарета, с персоналом которого квартировала Варя, предупреждала своих подопечных:

– Mesdames, держитесь подальше от мужчин, когда те разгорячены боем или, того пуще, победой. В них просыпается атавистическая дикость, и любой мужчина, хоть бы даже выпускник Пажеского корпуса, на время превращается в варвара. Дайте им побыть в мужской компании, поостыть, и тогда они снова примут цивилизованный облик, станут контролируемы.

Впрочем, ничего особенно дикого кроме преувеличенной галантности и чрезмерно громких голосов Варя в соседях по столу не заметила. Посадили ее на самое почетное место – справа от Соболева. С другой стороны оказался д'Эвре.

Выпив шампанского и немного успокоившись, она спросила:

– Мишель, скажите, что это там за поезд? Я уже не помню, когда в последний раз видела, чтоб паровоз стоял на рельсах, а не валялся под откосом.

– Так вы ничего не знаете! – вскричал молодой полковник, сидевший с края стола. – Война закончилась! Сегодня из Константинополя прибыли парламентеры! По железной дороге, как в мирное время!

– И сколько их, парламентеров? – удивилась Варя. – Целый состав?

– Нет, Варенька, – пояснил Соболев. – Парламентеров только двое. Но турки так испугались падения Адрианополя, что, не желая терять ни минуты, просто прицепили штабной вагон к обычному поезду. Без пассажиров, разумеется.

– А где парламентеры?

– Отправил в экипажах к великому князю. Дорога-то дальше взорвана.

– Ах, сто лет не ездила по железной дороге, – мечтательно вздохнула она. – Откинуться на мягкое сиденье, раскрыть книжку, попить горячего чаю… За окном мелькают телеграфные столбы, колеса стучат…

– Я бы вас прокатил, – сказал Соболев, – да жаль маршрут ограничен. Отсюда только в Константинополь.

– Господа, господа! – воскликнул д'Эвре. – Пгекасная идея! La guerre est en fait fini,^[20] тугки не стгеляют! А на паговозе, между пгочим, тугецкий флаг! Не пгоехаться ли до Сан-Стефано и обгатно? Aller et retour,^[21] a, Мишель? – Он окончательно перешел на французский, все более распаляясь. – Мадемуазель Барбара прокатится в мягком вагоне, я напишу шикарный репортаж, а с нами съездит кто-нибудь из штабных офицеров и посмотрит на турецкие тылы. Ей-богу, Мишель, пройдет как по маслу! До Сан-Стефано и обратно! Им и в голову не придет! А если и придет, стрелять все равно не посмеют – ведь у вас их парламентеры! Мишель, из Сан-Стефано огни Константинополя, как на ладони! Там загородные виллы турецких везиров! Ах, какой шанс!