Три розы - Бурносов Юрий Николаевич

Приемы, коими владел Альгиус, явно не относились к высокому искусству фехтования, однако ж толкователь и не занимался никогда у фехтмастера подобно тому, как делал это в юношеские годы Бофранк. Соответственно и держал Альгиус шпагу, словно палку, но ухитрился тем не менее однажды обезоружить субкомиссара, а в другой раз нанести ему чувствительный укол в печенку. После этого Бофранк решил, что с него хватит, ибо Альгиус явно не различал, где заканчивался бой учебный и начинался настоящий, а погибнуть от руки собственного секунданта субкомиссар никак не желал.

С утра встретились у железоделательного завода. Экипаж Гонта стоял под вязами, с которых уж совсем опала листва; пожухлая трава хрустела под ногами, чуть побитая ночным морозом.

– Не люблю осени, ибо она суть пора умирания, – заметил Альгиус.

– Нрав мой смягчает весна: она мне мила и чудесна.

Не позволяя уму погружаться во мрачную думу,

Я за природой иду и рад ее светлому виду…

Гонт и его секундант, столь же молодой чиновник с кокардою казначейства на широкополой шляпе, приветственно поклонились.

– Не станем откладывать, – сказал Бофранк, снимая подбитый мехом плащ.

– Пожалуй, – сказал секундант Гонта и заученно спросил: – Не желаете ли вы, хире Бофранк, принести извинения хире Гонту, дабы покончить дело миром и не проливать кровь?

– Никоим образом, – ответил Бофранк. Наступила очередь Альгиуса, и тот пробубнил:

– Не желаете ли вы, хире Гонт, отменить свой вызов по причине слабого здравия или какой иной?

– Нет, – коротко ответил секунда-конестабль.

– Тогда идите и деритесь, – заключил Альгиус противу всякой формулы, за что Гонт и его секундант поглядели на него уничижающе.

Дуэлянты вышли из-под деревьев на открытое место, а секунданты встали так, чтобы все видеть и вмешаться, коли противники вздумают применить непозволительные приемы. От экипажей подошел и старенький лекарь; покашливая, он грел руки дыханием и был озабочен этим куда более, нежели начинающейся дуэлью.

Стаз в положенную позицию, Бофранк дождался, когда секундант Гонта крикнет: «Приступайте!» – и сделал первый выпад, от коего секунда-конестабль с легкостью уклонился.

После того как шпаги их скрестились несколько раз, Бофранк понял, что противник перед ним никудышный. Ежели Гонт и обучался фехтованию – а не делать этого он не мог, ибо заканчивал Академию, – то был последним средь соучеников. Блоки его были слабы и уязвимы, наступательные действия – хаотичны и непродуманны. Самым простым окончанием поединка было бы выбить у юнца шпагу, но как раз это Бофранку сделать и не удавалось – юнец вцепился в оружие с непостижимой силой, так что все крюки и зацепы субкомиссара пропадали впустую.

– Пожалуй, они и в самом деле поубивают друг друга, – заметил Альгиус, вынимая из кошеля трубку.

– На то и дуэль, – пожал плечами секундант Гонта.

– Вам разве не жаль товарища?

– Он мне не товарищ. Я задолжал ему некоторую сумму и взялся вместо возвращения долга исполнить обязанности секунданта.

Бофранк тем временем в очередной раз отбил неуклюжий выпад Гонта и крикнул:

– Сдавайтесь! Сие останется между нами! Продолжать поединок не имеет смысла, ибо мастерство ваше оставляет желать лучшего; ежели хотите, возобновим дуэль спустя год на этом же месте, у вас будет время получить должные уроки!

– Не в моих правилах! – прокричал в ответ Гонт и, поскользнувшись на мерзлой траве, оступился так неудачно, что острие шпаги Бофранка вошло ему в правый бок на целую треть длины.

Когда секунданты подбежали к поверженному, тот лежал навзничь, изо рта его лилась пузырящаяся кровь. Силясь что-то сказать, простер он руку к своему спутнику, но не успел; дыхание его остановилось, глаза остекленели, лекарь лишь глянул и сказал:

– Мертв. Что написать в заключении?

– Что обычно, – буркнул Бофранк и направился к своей карете. Альгиус догнал его и спросил:

– Так ли необходимо было убивать бедного глупца?

– Кабы разбирались вы в фехтовании, заметили бы, что в том не было моей вины.

– Вот и еще одна жертва… – горько сказал Альгиус. – Сколько же их еще?

Ответ на его вопрос был дан уже на следующий день, когда повсюду оповестили о готовящейся казни Волтца Вейтля, упыря из Бараньей Бочки.

Укоряя себя в слабодушии, субкомиссар Хаиме Бофранк ворочался в постели. Что-то словно душило его, не хватало воздуху, даже когда он отворил окно и холодный осенний ветер ворвался внутрь. Точно так же маялся сейчас бедный Волтц Вейтль. И тут Бофранку припомнился побег из темницы в монастыре. Вскочив, нашарил он на полке фигурку кошки и быстро, покамест не успел передумать, пробормотал: