Темное солнце - Вербинина Валерия

— Брат, уймись, — сказал Боэмунд, — не испытывай мое терпение.

— Ну, давай, бей! — проворчал Филибер. — Стукни меня еще разок покрепче! Ох, как шумит в голове, словно выпил жбан польской водки. Нет, Боэмунд фон Мейссен, я тебе говорю точно: ты — негодяй!

— Если бы я оставил дело как есть, я бы и впрямь был негодяем, — согласился фон Мейссен.

Лягушонок, поставив ногу в стремя, безуспешно пытался забраться в седло. Слова Боэмунда застигли его врасплох.

— Да? — только и сказал он. Потом опустил ногу и кулаком стукнул по раскрытой ладони. Он явно был возбужден. — Мы нападем на них прямо сейчас и отобьем ее! А?

— Нет, — сказал Боэмунд, морщась, — этого мы делать не станем. Филибер угас.

— А я-то думал, ты сказал, что хочешь спасти ее, — вздохнул он. — Но, похоже, я ослышался.

— С ней ничего не будет, — сказал Боэмунд, — по крайней мере, пока.

— Но она там одна, одна против всех! — крикнул Филибер. — Как ты не понимаешь…

— Филибер, — сказал синеглазый, — она гораздо умнее и сильнее, чем ты думаешь. Я не завидую тем, кто будет иметь с ней дело и попытается вынудить у нее признание. Им ничего не удастся с ней сделать, а я тем временем подумаю, как освободить ее. Ты со мной?

— Да! Конечно! — вскричал Филибер, не помня себя от восторга.

— Верь мне, мы ее вытащим, — сказал Боэмунд, — хотя я и не знаю, на кой она тебе сдалась.

Филибер тяжело покраснел, поглядел на него исподлобья и стал шумно сопеть, как потревоженный осиный рой.

— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! — объявил он, вызывающе выставив подбородок. — Я… Я считаю, что всякий честный человек…

— Пустое, — успокоил его синеглазый. — Садись в седло и поехали в Торн. Фон Ансбах, наверное, уже заждался нас.

Глава шестая,

в которой Мадленка превращается в обвиняемую

Мадленку привезли в замок князей Диковских. Она не испытала никакой радости, вновь увидев стены и ров, в который прыгала, чтобы спасти свою жизнь. Ей думалось, что ее вновь посадят в вонючее подземелье; но Август оставил ее в малой зале под присмотром стражников и удалился докладывать дяде о том, кем на самом деле оказался Михал Краковский. Мадленка бесцельно побродила туда-сюда, оглядываясь на тех, кому было поручено охранять ее. Жаль, что окна были прорезаны высоко и к тому же слишком узки для человека, не то бы она не устояла перед искушением и снова попыталась спастись, бросившись со стены в воду. Ничего, как знать, может, это еще ей удастся. Она ни о чем не жалела, ничего не ждала и была близка к тому, чтобы никого не бояться. Дух ее был на удивление ясен. «Я ни в чем не виновата, — твердила она себе, — следовательно, меня ни в чем не могут обвинить». Скольких людей, наивно говоривших себе то же самое, перемололи жернова судьбы!

Дверь приотворилась со звуком, напоминающим судорожный зевок, и Мадленка дернулась всем телом, ожидая увидеть Августа. Однако это оказалась всего-навсего литовская ведьма Анджелика. Ее горностай по-прежнему бегал за ней, как собачонка. Увидев Мадленку, он фыркнул и по платью ловко взобрался своей госпоже на плечо.

Анджелика с улыбкой оглядела Мадленку с головы до ног, и та почувствовала себя испачканной этим взглядом. С полуулыбкой на устах Анджелика обошла вокруг Мадленки, словно та была не живой человек, а статуя или что-то такое же неодушевленное.

— Так-так, — проговорила Анджелика, не переставая улыбаться. — Так вот на что ты похожа!

Мадленка не знала, что ответить на это, и стиснула руки. Бесстыдные глаза пристально рассматривали ее.

— Знаешь, — доверительно сообщила литвинка, — отроком ты была не очень хороша собою, а девицей и подавно.

Она улыбнулась, с наслаждением ловя на лице Мадленки, какое впечатление на нее произведут эти слова.

— Не всем же быть такими, как ты, — отозвалась Мадленка и, ослепительно улыбнувшись, добавила: — К счастью.

Улыбка Анджелики погасла. Вошел князь Август. С расцарапанной щекой, взъерошенный, он походил на нашкодившего мальчишку. На литвинку он не обратил внимания.

— Пошли, — коротко бросил он Мадленке. Мадленка двинулась к двери, но тут Анджелика

метнулась к Августа и схватила его за руку.

— Август… — тревожно шепнула она.

— Что? — спросил он с удивлением.

— Стереги ее крепко! — с деланным придыханием прошептала Анджелика. Но глаза ее смеялись.

К великому облегчению Мадленки, ее повели не вниз, где располагались владения ушедшего в мир иной Адама, а в боковые покои. В одной комнатке стояла кровать с балдахином, поддержанным витыми столбиками, в другой был стол, стулья и несколько сундуков. На стене висел искусно вытканный гобелен фламандской работы, изображавший охоту на кабана.