Неестественный свет - Морган Фиделис

Миссис Уилсон взяла письмо и припечатала:

— Нет.

— А этот? — Элпью просунула грубо накарябанный список.

— Мои дни сочтены, вы, тупоголовые дуры, — заверещала миссис Уилсон, комкая бумагу и швыряя ее обратно. — Чего вы маетесь дурью с любовными письмами и списком отданного в стирку белья?

Элпью попыталась было ответить, но взбешенная миссис Уилсон решительно продолжила:

— Сходите ко мне домой. Проследите за моими слугами. Пришлите ко мне Бетти.

— Но Бетти… — Элпью умолкла, и миссис Уилсон вклинилась снова.

— Идите сейчас же в контору Коули. Я плачу ему за то, чтобы он заботился о моих законных интересах, так почему же он ничего не делает? — Она прижалась лицом к холодным черным прутьям железной решетки. — Мне тут сказали, что надо подать какое-то прошение про Неподсудность светскому суду. — Она пнула мальчишку лет четырнадцати, чтобы удержаться у окошка. — Говорят, есть такая лазейка в законе. Она может мне помочь.

Вокруг нее люди просовывали сквозь решетку руки в надежде на милостыню от прохожих. Миссис Уилсон непрерывно отпихивала их локтями. Костяшки ее пальцев, вцепившихся в решетку, побелели от напряжения.

Графиня наклонилась поближе к узнице, чтобы не пришлось перекрикивать свистки.

— Мы делаем попытки раздобыть вам Тайбернский билет, миссис Уилсон. Это еще одна лазейка. Вас не смогут предать казни. — Она доверительно наклонилась еще ближе, чтобы ее не подслушали. — Нам остается только поймать разбойника.

Миссис Уилсон схватила графиню за оборки платья и притянула к себе, так что лицо ее светлости тоже прижалось к решетке.

— Послушай, ты, старая карга, — закричала она, — ты настолько никчемна, что не смогла бы поймать сифилис, не то что разбойника. — Она потянулась к Элпью, пытаясь схватить и ее. — Так что кончайте маяться дурью и вытаскивайте меня отсюда.

Графиня застыла на месте, и даже когда бурлящая толпа заключенных, жаждущих своей очереди, оттеснила миссис Уилсон, она осталась сидеть на корточках, пялясь на тюремную стену.

— Идемте. — Наклонившись, Элпью обняла свою госпожу за плечи. — Она в смертельной опасности, миледи. Не стоит обижаться на ее слова — она не понимает, что говорит. Не забывайте, если мы ее не освободим, у нее отсюда только один выход — быть сожженной заживо или повиснуть на виселице в Тайберне.

Они медленно пошли прочь.

— И она ведь ничего не знает о том, какими страшными деталями обросло это дело. Миссис Уилсон даже не подозревает о смерти Бетти или о связи Бо с этой женщиной и его грандиозном открытии.

— Ты права Элпью. — Графиня стиснула зубы. — Положение у нее отчаянное. И даже хуже, чем она думает. Честно говоря, судя по тому, что я знаю о законе, большого утешения она в нем не найдет.

Они поднялись по лестнице в контору юриста, которая располагалась на углу Феттер-лейн и Мэгпай-ярд. Это было большое здание, поделенное на тесные конторы. На двух дверях — одна вела на верхний этаж, другая на нижний — теснились вывески, из которых явствовало, что небольшое здание приютило в своих недрах юристов, писцов и торговцев всеми мыслимыми товарами: специями из Индий, жемчугом с Востока, книгами, письменными принадлежностями, сахаром из обеих Америк, посудой из Голландии, винами из Франции.

— Как они хранят столько товаров в таком маленьком доме? — спросила Элпью, толкнув дверь и начиная подниматься по лестнице.

— Они и не хранят, — ответила графиня. — Здесь сидят только бумагомараки, клерки, оформляющие сделки.

Миновав контору торговца испанскими веерами, Элпью постучала в дверь, на которой висела табличка «Мистер Джон Коули, бакалавр права»; резкий голос ответил:

— Войдите.

Помещение оказалось очень маленьким, в нем едва умещались стол и три стула. Коули писал. Подняв глаза, он приказал:

— Садитесь! — и вернулся к своей писанине.

Элпью и графиня опустились на скрипучие деревянные стулья и огляделись. Одна стена вся была заставлена книгами. Графиня узнала многие из них: Брэктон,^[64] Хейл,^[65] Литтлтон, Коук и стопки ежегодников. На другой стене висели рисунки и свидетельства.

Маленькое закопченное оконце обрамляли несвежие кремовые шторы, а позади стола, отгораживая угол, висела занавеска из того же материала, доходившая до пола.

На столе громоздились папки, распухшие от бумаг и перевязанные розовыми ленточками.