В присутствии врага - Джордж Элизабет

— Вы ожидали, что она объявится?

— А почему бы и нет. Она всегда любила разные проделки. Когда они сказали мне, что она пропала…

— Они?

— Тот человек, который был здесь в среду вечером. На прошлой неделе. С ним была женщина.

— Мистер Сент-Джеймс?

— Я не помню его имени. Они работали на Ив Боуэн. Искали Лотти. — Он глотнул воды. — Когда я прочел в газете эту статью — в смысле, про то, что случилось с Лотти, — то подумал, что рано или поздно придет кто-нибудь еще. Вы поэтому здесь? — Он спросил как бы между прочим, но выражение лица выдавало некоторое беспокойство, словно он ждал от них не столько информации, сколько каких-то подбадривающих слов.

Не отвечая прямо, Линли спросил:

— В какое время Шарлотта Боуэн ушла отсюда в среду?

— В какое время? — Чэмберс посмотрел на свои часы. — После пяти, я бы сказал. Она осталась поболтать — она обычно так делала, — но довольно скоро после занятия я отправил ее домой.

— Был ли кто-нибудь в переулке, когда она ушла?

— Я не заметил, чтобы поблизости кто-то крутился, если вы об этом.

— Следовательно, на улице не было никого, кто бы видел, как она уходила?

Музыкант медленно подобрал ноги под стул.

— К чему вы клоните? — спросил он.

— Вы только что сказали, что в переулке не было никого, кто бы видел, как в четверть шестого уходила Шарлотта? Я не ошибаюсь?

— Так я сказал.

— Поэтому отсюда вытекает, что в переулке не было никого, кто мог бы подтвердить — или опровергнуть — ваше заявление о том, что она вообще покидала ваш дом.

Чэмберс облизал губы, и когда заговорил, в его речи, торопливой и встревоженной, откровенно зазвучал Белфаст.

— Так в чем все же дело?

— Вы встречались с матерью Шарлотты?

— Конечно, я с ней встречался.

— Значит, вы знаете, что она член парламента, не так ли? И младший министр в Министерстве внутренних дел?

— Ну да. Но я не понимаю, какое…

— И приложив небольшое усилие, чтобы узнать о ее взглядах — что было бы совсем несложно, учитывая, что вы один из ее избирателей, — вы могли понять, что в некоторых вопросах вы с ней стоите на противоположных позициях.

— Я не интересуюсь политикой, — моментально ответил Чэмберс, но сама неподвижность его тела сказала, что он лжет.

— Мы разговаривали с североирландской полицией, мистер Чэмберс.

Тот ничего не ответил. Потер одну ногу о другую, спрятал ладони под мышки, но в остальном оставался спокойным.

— Смертельно скучная, наверное, получилась беседа.

— Они держат вас за смутьяна. Не то чтобы за члена ИРА, но за человека, за которым стоит приглядеть. Откуда, интересно, у них такие мысли?

— Если вы хотите знать, сочувствую ли я Шин фейн, сочувствую, — сказал Чэмберс. — Как и половина населения Килбурна, так что почему бы вам не поехать туда и не согнать их с места? Разве есть закон, запрещающий вставать на чью-либо сторону? И кроме того, какое это сейчас может иметь значение? Все давно успокоилось.

— Кто на чьей стороне — не важно. А вот определенная позиция — другое дело. И по данным североирландской полиции, вы такую позицию имеете, мистер Чэмберс. С десяти лет и до сегодняшнего дня. Вы недовольны мирным процессом? Возможно, считаете, что Шинн фейн продалась?

Чэмберс встал. Нката поднялся, готовый, если понадобится, перехватить его. Чернокожий полицейский был выше музыканта по меньшей мере на десять дюймов и тяжелее стоунов на семь. Оказавшись с ним лицом к лицу, Чэмберс сказал:

— Успокойтесь, ладно? Я только хочу выпить. Чего-нибудь покрепче, чем вода. Бутылка на кухне.

Линли кивком указал Нкате на кухню. Тот принес стакан и бутылку виски.

Чэмберс налил себе, выпил и закрыл бутылку. Постоял минуту, не отрывая пальцев от крышечки, вероятно обдумывая свое положение. Наконец он отбросил назад свои длинные волосы и вернулся на стул у электрооргана. Нката тоже сел. Как видно, собравшись с духом для совершения признания, Чэмберс заговорил:

— Если вы беседовали с североирландской полицией, тогда вы знаете, что я делал: то, что делал любой ребенок-католик в Белфасте. Бросал в британских солдат камнями, бутылками. Переворачивал мусорные баки. Поджег три автомобильные шины. Да, полиция била меня за это по рукам, но и моих приятелей тоже, ясно? Но я перерос желание злить солдат и поступил в университет. Учился музыке. У меня нет связи с ИРА.

— Почему вы преподаете музыку здесь?

— А почему не преподавать ее здесь?