Черно-белый танец - Литвиновы Анна и Сергей

Может, дело в том, что прямо в окна бьются ветви вековых тополей? Или секрет – в старорежимном самоваре, который дед лично раздувал сапогом?

Настя готова была сидеть на кухне часами. Слушать бабушкины истории из медицинской практики, лениво вникать в шутливую перебранку Сени и его деда – что-то насчет рыболовных снастей…

– Почему мне так хорошо у вас? – однажды спросила Настя у Сени.

– Потому что мы все тебя любим, – смущаясь, ответил тот.

Сеня исполнил все, что обещал: купил Насте белоснежный матросский костюмчик. Вывозил ее на рыбалку на дедовой моторке. Научил погружаться с аквалангом и готовить мидий на костре…

– Что ты такая довольная? – подозрительно спрашивала Настю ее собственная бабуля, когда Настя с почты звонила в Москву.

– А нравится мне тут. Погода – шикарная, вода – теплая. И мероприятий куча, – отчитывалась внучка, улыбалась стоящему рядом Сене.

– А кормят как?

– Кормят так себе… – Настя тут же вспоминала кулебяки и коврижки Татьяны Дмитриевны. – Но вы же мне денег дали – так что я не голодаю.

– Не влюбилась там? – пытала бабка.

– Нет, бабуль! – вдохновенно врала Настя. – У нас тут коллектив, не до любви…

– Ну, отдыхай, – позволяла, наконец, Галина Борисовна.

Настя с облегчением клала трубку, чмокала верного Сеньку и требовала:

– Ну! Какие у нас на сегодня еще приключения?

И Сеня щедро делился с ней авантюрами. Вывозил на место боев в Отечественную – но не в скучный помпезный мемориал, а в бывшие окопы: «Тут мы с пацанами лазили. Ночами. С фонариками. Артиллерийский порох собирали и оружие. Два пулемета немецких нашли…»

– Ты совсем здесь другой, Сенька! – восхищалась Настя. – Не такой, как в Москве!

– Какой не такой?

– Нахальный. Самоуверенный. И… и очень красивый.

Он целовал ее, приговаривал:

– А ты у меня – всюду красавица. И здесь особенная – загорелая, шоколадная!

…Уезжать из Южнороссийска не хотелось.

– Может быть, мне остаться? – безнадежно спрашивала Настя. – Наврать, что удалось достать путевки еще на одну смену?

Но оба понимали: слишком рискованно. Да и дед Сени, Николай Арсеньевич, посвященный во все детали их авантюры, не советовал:

– Не дразните гусей, молодежь…

Накануне отъезда в Сочи (уезжать в Москву – опять же, в целях конспирации – решили оттуда), они отправились на переговорный пункт.

Настя набрала домашний номер. Трубку взяла мама. Ее голос обжег Настю колким льдом:

– Дрянь!

– Что ты, мама… о чем ты?

– Ты спрашиваешь о чем я?! Тварь неблагодарная! К тебе в «Буревестник» вчера приехал Женя. Эжен. Хотел тебе сюрприз сделать.

– И что? – Настя вдруг обрела хладнокровие.

– И то! Он все знает. Ну, и как, хорошо тебе там? В Южнороссийске?

Настя тихо опустила трубку на рычаг. С минуту простояла в духоте кабинки. Мыслей не было, ноги дрожали. За мутным стеклом волновалась очередь.

Почтовая тетенька гаркнула в мегафон:

– Первая кабина! Вы что там, померли?

Всем надо куда-то звонить. Нельзя впустую занимать кабинку. А то, что тебе, как воздух, нужна эта минута одиночества – на это всем наплевать.

Настя с трудом толкнула тяжелую дверь.

– Спала ты там, что ли? – проворчала стоявшая за ней бабка. – Зальют глаза, а потом… – бабка разглядела бледное Настино лицо, пляшущие губы – и умолкла.

К ней уже спешил Сеня:

– Настя! Что?! Что-то дома? Настя!

А она стояла – и не могла выговорить ни слова. Только смотрела ему в глаза – отчаянно, жалобно, безнадежно…

Сеня молча взял ее под руку, вывел из душного телеграфа. Притихшая очередь проводила их любопытными взглядами. Кто-то выдохнул в спину:

– Лица на ней нет. Случилось что-то…

А Настя опиралась на Сенину руку и в голову ей пришла парадоксальная мысль: «Да ничего со мной случиться не может, – пока Сенька рядом! И пока он держит меня, крепко-крепко!»

На душе после маминой отповеди было тяжко. Но странным образом, одновременно, – легко. Потому, что все, наконец, раскрылось. И никакая конспирация больше не понадобится.

Они спустились по ступенькам, повернули в сторону дома… Настя послушно шагала рядом с Сеней. Даже здесь, на пыльной центральной улице, терпко пахло морем, успокаивающе шумели тополя. И Насте хотелось: «Пусть так будет всегда: я просто иду вместе с ним, по бесконечной улице, иду – и молчу».

Потому что если заговорить – неизвестно еще, что он ей ответит.

– Настя, – твердо сказал Сеня. – Пожалуйста, объясни, что случилось.

«Случилось то, что я могу тебя потерять».

– Эжен приезжал в Сочи. И все узнал. Про тебя, про меня. Про Южнороссийск… Катастрофа. Моя мама в ярости.

Сеня облегченно выдохнул:

– И всех делов? Ф-фу, а я-то подумал!

– Ничего себе: «всех делов»! – взорвалась Настя. Внезапно вся ее слабость исчезла, и осталась только злость: – Ты знаешь, чего мне мама наговорила?!

– Догадываюсь, – помрачнел Сеня.

– И все из-за тебя! – Настя дала волю гневу.

Сеня не ответил. Только посмотрел на нее, и глаза его говорили: обвиняй в чем угодно, я все снесу…

«Он не отпустит меня! – радостно подумала Настя. – Не позволит, чтобы я уходила!»

И она продолжила сцену:

– Это ты все затеял! С «Буревестником», с Южнороссийском! Тоже мне, Бисмарк! Дипломат! План он целый придумал! Да весь твой план – белыми нитками шит, с самого начала!

«Сейчас он скажет: я насильно тебя с собой не тащил!»

Но Сеня молчал.

– Чего стоило просто поехать в «Буревестник». Без всякого твоего Южнороссийска! И Эжен бы тогда ничего не узнал!

Сеня перебил ее:

– Нет уж. Пусть знает! На фиг он вообще в Сочи поперся, твой Эжен?!

Настя вспыхнула:

– Во-первых, он не мой. Во-вторых, я просила тебя: изъясняться без «фиг». А в-третьих… чего бы ему и не приехать? Это мой старый друг, захотел повидаться…

А Сеня радостно закончил:

– Вот и фиг ему!

– Так бы тебе и врезала, – устало произнесла Настя.

«Ни в чем Сенька не виноват. Я сама с ним поехала, и сама на все согласилась. Вот мне теперь и расхлебывать. Жаль, что по-хорошему расхлебать не получится… Но если Сеня мне… предложит… сам – предложит…»

Но он сказал совсем не то, о чем она думала, на что надеялась, о чем втайне мечтала…

– Хочешь – и врежь мне! Врежь со всей силы, ударь, ну! Сразу полегчает!

И Настя представила: она замахивается и влепляет Сене пощечину. Картинка получилась натуральной, яркой. Только на месте Арсения она с удивлением увидела лицо Эжена. Холеное, надменное, породистое… Сволочь он, этот Эжен! Надо же было так ее подставить!

– Ладно… Очень надо бить тебя! Ты лучше скажи: что теперь делать-то? – буркнула Настя.

– А что скажешь, то и будем делать, – отвечал внезапно развеселившийся Сеня. – Хочешь: на море пойдем, хочешь – в кафешку. А можем водки добыть и напиться. Как ты тогда на карнавале, помнишь?