Деревня восьми могил - Ёкомидзо Сэйси

– Буду.

– Обязательно?

– Да. Обязательно. Ну ладно, Синтаро-сан скоро должен вернуться домой. Идите и вы, Нотт-тян^[33].

Это ласковое обращение вырвалось у меня неожиданно для себя самого.

Она послушно кивнула в ответ.

– Что ж, Тацуя, до свидания!

– До свидания.

Пройдя по склону пять-шесть шагов, Норико снова обернулась:

– До свидания!

– Ага, пока!

Норико продолжала спускаться по склону, но вдруг вскрикнула и остановилась.

– Что случилось, Нотт-тян? – Я в испуге повернулся в ее сторону.

Как я уже говорил, мы находились на склоне, спускавшемся к низине, словно стенами, окруженной горами. Норико уже спустилась к низине; там, в некотором отдалении от поселка, одиноко стоял маленький домик; сквозь его застекленную стену наружу проникал красноватый электрический свет. В тот момент, когда я обернулся, темная тень мелькнула по этой застекленной стене – это произошло мгновенно, но мне все же показалось, что это была тень мужчины в европейской одежде и охотничьей шляпе. Мое сознание даже не успело четко зафиксировать это; свет погас, и мгла накрыла весь дом.

– Ой! – Норико на мгновение застыла как вкопанная, а потом бросилась ко мне наверх. – Тацуя! Там кто-то есть!

– В чем дело, Нотт-тян?

– Я про тень! Вы ведь тоже видели ее – похоже на мужчину в охотничьей шляпе.

– Ну и что?

– Но там не мужчина живет, а монахиня! Как это? В недоумении я еще раз оглянулся.

В домике монахини царила полная темнота и тишина.

– Нотт-тян, а эта «монахиня с крепким чаем» – она что, здесь живет?

– Ну да! Ее зовут Мёрэн. Очень странно, что к ней в дом сейчас зашел мужчина. И почему свет погасили?

– А что, нельзя гасить свет?

– Так Мёрэн-сан всегда спит при свете. Она сама жаловалась, что без света заснуть не может.

Мне тоже стало как-то не по себе.

– «Монахиню с крепким чаем» сегодня вызывали в полицию?

– Вызывали. Но ни слова от нее не услышали. Она вернулась домой очень гордая собою. Ой, она такая! Ее ни в коем случае нельзя злить. Разозлишь – ни за что ничего не добьешься. Но все-таки что же там произошло? Свет погашен… А потом, что это за мужчина?

В голову лезла всякая пошлятина, я почувствовал, что краснею. Чего только не случается в этом мире: вдруг нашелся мужик, который тайно посещает эту уродину с заячьей губой? С Норико я, конечно, своими предположениями делиться не стал.

– Ну чего ты испугалась? Все в порядке. Ну пришел к монахине гость. И что?

– Но ведь странно это: в доме появился гость, и сразу погас свет.

– Ну ладно-ладно! Возвращайся домой, а то уже скоро час.

– И правда! Спокойной ночи, Тацуя.

– Спокойной ночи.

Норико спускалась по склону, время от времени оглядываясь назад, но уже не останавливаясь. Дождавшись, пока она скроется из виду, я сквозь заросли бамбука выбрался на дорогу под утесом и услышал наверху осторожные шаги. От неожиданности я вздрогнул и остановился.

Кому взбрело в голову бродить ночью по холмам, окружавшим восемь могил?..

Я взглянул наверх, но дорога петляла, и увидеть путника никак не удавалось, хотя ясно было, что он спускается сюда, в мою сторону. Странно только, что он шел крадучись, стараясь остаться незамеченным. Я спрятался в густых зарослях, где меня невозможно было увидеть, сам же я имел при этом прекрасную возможность разглядеть прохожего.

Шаги приближались и, когда послышались уже совсем рядом, стали еще медленнее, что свидетельствовало о предельной осторожности незнакомца. Сердце у меня колотилось, во рту пересохло, в горле запершило.

Затем шаги и вовсе прекратились: путник остановился где-то поблизости от меня. На дороге появилась длинная тень, за ней и отбрасывавший ее человек. При виде него сердце у меня ушло в пятки.

Напугавшим меня человеком оказался Синтаро. Охотничья шляпа на голове, на поясе рабочей спецовки платок, которым обычно повязывают лоб, чтобы пот не мешал работе, на ногах гетры и таби^[34], а под мышкой мотыга. И вообще-то вид дикий, а уж его глаза! Лихорадочно блестящие, они, казалось, готовы были выскочить из орбит, дрожащие губы сводило судорогой, лицо блестело от пота.

На людях человек, как правило, старается скрыть, что творится в его душе. Но когда человеку кажется, что он один и никто его не видит, все, что таится внутри него, включая самое гадкое, находит выход и отражается на его лице, в его глазах. Представший передо мной Синтаро не остерегался чужих глаз. Он показался мне диким зверем, диким и опасным, – такая темная, злая, жестокая сила исходила от него!