Черно-белый танец - Литвиновы Анна и Сергей

Примерно в то самое время, когда приободрившийся Боровко покидал кабинет следователя Воскобойникова, Арсений выходил из метро «Колхозная».

Дом, в котором проживал бывший шофер Капитонова, находился, судя по адресу, неподалеку. Арсений перешел Садовое кольцо, зашагал по проспекту Мира. Сверяясь по номерам домов, отыскал пятиэтажку во дворах, неподалеку от «Склифа».

По пути он думал о своей легенде. Особо придумывать ему не пришлось. В конце концов, они с водителем Капитонова были знакомы. Видались… Ну, и ничего удивительного, что Сенька, отсидев, решил приехать и поболтать «за жизнь». Вспомнить Егора Ильича – погибшего благодетеля их обоих. Бывшие зеки – они сентиментальные…

Пятиэтажка, где жил шофер, оказалась «хрущовкой» улучшенной планировки – не из панелей, а из кирпичей. Кажется, такие строили на рубеже семидесятых, во время короткого всплеска, когда осуждали архитектурный «волюнтаризм».

Сеня не спеша поднялся на третий этаж. Вот и квартира двенадцать. Слегка облупленная дверь с глазком.

Арсений прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Мертвая тишина царила в квартире.

Сеня позвонил. Звонок резко протрещал внутри, но открывать никто не думал. Ни единого шевеления не донеслось из-за двери.

Арсений нажал на кнопку еще и еще раз. И опять – никакого результата.

Обидно. Никого нет дома. Придется приезжать еще раз. С досады он забарабанил в дверь кулаком.

– Зря стучишь, – раздался голос с лестницы.

Арсений обернулся. Перед ним стояла старушонка – из тех, что звались «народными мстительницами»: оккупантка лавочек, домашняя шпионка, вечно ушки на макушке. В руках старушенция держала сетку, где болтались два пакета молока и две «чебурашки»: водки, разлитой в бутылочки из-под «пепси-колы».

– А почему это зря? – дружелюбно спросил Арсений.

Он понимал, что со старухой подобного рода надобно вести себя максимально доброжелательно. Такие бабули многое знают и бывают полезны доморощенным сыщикам вроде него.

– Нету их, – прошелестела старуха.

– А что, переехали Валентиновы?

– А ты кто им будешь?

Арсений знал, что такие пенсионерки – шпионки по призванию. Они обожают собирать информацию. Любую. Они прямо-таки питаются ею. Хорошо бы выдать бабке какую-нибудь качественную сплетню – тему для информационного сообщения на приподъездном коллоквиуме. Тогда она, в знак благодарности, может, и взамен чего-нибудь расскажет. Например, всю жизнь и судьбу шофера Ильи Валентинова.

– Я кто? – на секунду помедлил Арсений. – Та я родственник их с Тимашевска, – выдал он на ходу придуманную версию. Для правдоподобности вернул в речь почти забытый южный акцент. – Троюродный племянник их.

– Чей племянник? – прищурилась старуха. – Анфисы али Ильи?

– Ильи Валерьевича.

– А чего ты к ним? В гости приехал?

Допрос продолжался. Старуха так и буравила Арсения глазками.

– Та я на пару дней. Перекрутиться, переночевать.

– А где ж вещи-то твои?

«Вот ведь дотошная бабка, – подумал Сеня. – Ей бы в следователи, моему Воскобойникову в помощники».

– Та я на вокзале их оставил, на Курском, в камере хранения. На Север я завербовался, на нефтянку. В поселок Радужный… Ну, и вся бригада-то моя, что с Тимашевска, улетела туда, а я пневмонией заболел… Вот теперь ребят нагоняю… Та билетов на самолет нет, местов в гостинице тоже нет, я и думал у Ильи Валерьевича перекантоваться…

– А ты кто, парень, по специальности-то будешь? – лукаво прищурилась бабуся. – Шофер? Или буровик?

«Э-э, бабка, – усмехнулся про себя Челышев, – меня на такой понт не возьмешь. Какой из меня шофер или буровик – ручки-то за полгода в Москве снова беленькими стали, чистенькими…»

– Техникум я окончил. Мастером меня на Север взяли.

Кажется, бабка удовлетворилась допросом. Челышев дал ей материал не просто для выступления перед подругами, а для расширенной информации. Приезжал, мол, к Валентиновым парень, из Тимашевска, на Север он мастером едет на нефтяную вышку – приехал-то он к ним, да не знал что… В расспросах бабули явственен был вот этот самый подтекст: приехал бедолага в гости к дядюшке, а тут… А что, собственно, тут? Пора бы бабке и своими сведениями поделиться. Кви про кво, как говаривал следователь Воскобойников.

– А ты давно дяде-то не писал? – с подвохом спросила старуха.

– Изрядно, – вздохнул Арсений. – Лет уж пять.

– Да, нехорошо… – протянула бабка и торжествующе возгласила: – Нету тут твоего дяди.

– Что: переехали они? – простодушно спросил Арсений, хотя в сообщении бабки явственно слышалось нечто иное, зловещее.

– Пропал он, – шепотом известила старуха.

– Как пропал?

– А вот так. На рыбалку пошел – и исчез.

Глазами-бусинками старушенция настороженно отслеживала реакцию Сени: чтоб ничего не упустить, чтоб обо всем рассказать сегодня же товаркам по информационному агентству ОБС – «одна бабка сказала».

– Да что вы?! Давно? – Арсению и разыгрывать удивление не пришлось: он был поражен сверх меры.

– Да года четыре тому как, – торжествующе известила старуха.

– Четыре?!

– Да! В восемьдесят пятом годе это было. А ты, чего ж, племяш, и не знал ничего?

– Та нет… Не переписывались они с моим отцом-то… Адрес вот только друг дружки знали… Как же пропал-то?! Не могу поверить…

– А пошел он однажды с утра на рыбалку… – завела свой рассказ старуха. Удивление Арсения она восприняла как прямой вопрос.

Рассказывала бабка сочно, со смаком. Видно было, что чужие неприятности, а тем паче смерть, доставляют ей несказанное удовольствие.

– …На рыбалку на подледную он поехал. На Московское аж на море. В декабре восемьдесят пятого дело было… Анфиса, супруга, тетка твоя, еще с вечера ему говорит: не ходи, мол, Валерьич – сыро, оттепель будет. А он мужик-то строптивый, чего решил, сделает обязательно. И утром, затемно еще, ушел. Как положено: в валенках, в тулупе, со штопором своим ледовым… А вечером – нету его. День нет, два нет… Анфиса – ко мне. Плачет. Что, мол, Егоровна, делать?! Я ей: в милицию иди… Ну, она и побежала… Стали искать его. Милиция, рыбоохрана… День искали, два… Так и не нашли…

– Не нашли?! И тела не нашли?

– Ты слушай. Анфиска уж его отплакала, и сильно убивалась, что даже похоронить некого – и могилки, значит, тоже не будет, некуда поплакать сходить… А уже в апреле, в восемьдесят шестом, нашли на море на том утопленника. Страшный весь, раздутый… Предъявили Анфисе, тетке твоей… На узнавание предъявили… Она в обморок два раза падала, нашатырем ее откачивали… Лица-то у мужика нет, один кисель!… Да потом она его все ж таки опознала. По кольцу да по обрывкам одежды… Ну, и похоронили мужика, дядю-то твоего… В закрытом гробе хоронили-то, не проститься, не облобызать… Но мне Анфиска, то есть тетка твоя, все равно говорила: не верю я, что он это. Умом понимаю, говорит, – а верить не верю!… Во как! – с торжеством заключила старушенция.