Приключения Шерлока Холмса - Конан Дойл Артур

События, о которых я хочу рассказать, произошли летом 1889 года, вскоре после моей женитьбы. Я снова занялся врачебной практикой и навсегда распрощался с квартирой на Бейкер-стрит, хотя часто навещал Холмса и время от времени даже убеждал отказаться от богемных привычек и почаще приходить к нам. Практика моя неуклонно росла, а поскольку я жил неподалеку от Паддингтона, то среди пациентов у меня было несколько служащих этого вокзала. Один из них, которого мне удалось вылечить от тяжелой, изнурительной болезни, без устали рекламировал мои достоинства и посылал ко мне каждого страждущего, кого он был способен уговорить обратиться к врачу.

Однажды утром, часов около семи, меня разбудила, постучав в дверь, наша служанка. Она сказала, что с Паддингтона пришли двое мужчин и ждут меня в кабинете. Я быстро оделся, зная по опыту, что несчастные случаи на железной дороге редко бывают пустячными, и сбежал вниз. Из приемной, плотно прикрыв за собой дверь, вышел мой старый пациент — кондуктор.

— Он здесь, — прошептал он, указывая на дверь. — Все в порядке.

— Кто? — не понял я. По его шепоту можно было подумать, что он запер у меня в кабинете какое-то необыкновенное существо.

— Новый пациент, — так же шепотом продолжал он. — Я решил, что лучше сам приведу его, тогда ему не сбежать. Он там, все в порядке. А мне пора. У меня, доктор, как и у вас, свои обязанности.

И он ушел, мой верный поклонник, не дав мне даже возможности поблагодарить его.

Я вошел в приемную; возле стола сидел человек. Он был одет в недорогой костюм из пестротканого твида; кепка его лежала на моих книгах. Одна рука у него была обвязана носовым платком сплошь в пятнах крови. Он был молод, лет двадцати пяти, не больше, с выразительным мужественным лицом, но страшно бледен и словно чем-то потрясен — он был совершенно не в силах овладеть собою.

— Извините, что так рано потревожил вас, доктор, — сказал он, — но со мной нынче ночью произошло нечто серьезное. Я приехал в Лондон утренним поездом, и, когда начал узнавать в Паддингтоне, где найти врача, этот добрый человек любезно проводил меня к вам. Я дал служанке свою карточку, но, вижу, она оставила ее на столе.

Я взял карточку и прочел имя, род занятий и адрес моего посетителя: «Мистер Виктор Хэдерли, инженер-гидравлик. Виктория-стрит, 16-а (4-й этаж)».

— Очень сожалею, что заставил вас ждать, — сказал я, усаживаясь в кресло у письменного стола. — Вы ведь всю ночь ехали — занятие само по себе не из веселых.

— О, эту ночь скучной я никак не могу назвать, — ответил он и расхохотался.

Откинувшись на спинку стула, он весь трясся от смеха, и в его смехе звучала какая-то высокая, звенящая нота. Мне, как медику, его смех не понравился.

— Прекратите! Возьмите себя в руки! — крикнул я и налил ему воды из графина.

Но и это не помогло. Им овладел один из тех истерических припадков, которые случаются у сильных натур, когда переживания уже позади. Наконец смех утомил его, и он несколько успокоился.

— Я веду себя крайне глупо, — задыхаясь, вымолвил он.

— Вовсе нет. Выпейте это! — Я плеснул в воду немного коньяку, и его бледные щеки порозовели.

— Спасибо, — поблагодарил он. — А теперь, доктор, будьте добры посмотреть мой палец, или, лучше сказать, то место, где он когда-то был.

Он снял платок и протянул руку. Даже я, привычный к такого рода зрелищам, содрогнулся. На руке торчало только четыре пальца, а на месте большого было страшное красное вздутие. Палец был оторван или отрублен у самого основания.

He unwound the handkerchief and held out his hand.

— Боже мой! — воскликнул я. — Какая ужасная рана! Крови, наверное, вытекло предостаточно.

— Да. После удара я упал в обморок и, наверное, был без сознания очень долго. Очнувшись, я увидел, что кровь все еще идет, тогда я туго завязал платок вокруг запястья и закрутил узел щепкой.

— Превосходно! Из вас вышел бы хороший хирург.

— Да нет, просто я разбираюсь в том, что имеет отношение к гидравлике.

— Рана нанесена тяжелым и острым инструментом, — сказал я, осматривая руку.

— Похожим на нож мясника, — добавил он.

— Надеюсь, случайно?

— Никоим образом.

— Неужели покушение?

— Вот именно.

— Не пугайте меня.

Я промыл и обработал рану, а затем укутал руку ватой и перевязал пропитанными корболкой бинтами. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и ни разу не поморщился, хотя время от времени закусывал губы.