Великое избaвление - Джордж Элизабет

Гибсон фыркнул:

— «Спал» — не то слово, когда речь идет о такой девице, как Джилли. Она хотела взять верх, и ей это каждый раз удавалось, инспектор. Она такое могла с мужчиной проделать… ни одной шлюхе не под силу. Она заводила меня по четыре раза в день.

— Сколько ей было лет?

— Ей едва сровнялось двенадцать, когда она впервые не по-сестрински взглянула на меня, и тринадцать, когда она… до меня добралась. А потом она два года подряд имела меня, как хотела.

— Вы хотите сказать — вы бежали от нее?

— Такого великодушия от меня не ждите. Я бежал от Уильяма. Это был вопрос времени — когда он нас застукает. Я не хотел этого. Я хотел положить всему конец.

— Почему вы не рассказали Уильяму правду? Гибсон широко раскрыл глаза.

— С его точки зрения ни одна из его девочек не была способна ни на что дурное. Как я мог сказать ему, что Джилли, зеница его ока, зазывает меня, ровно кошка в охоте, и трахается со мной, как последняя шлюха? Он бы все равно мне не поверил Я сам порой переставал в это верить.

— Она уехала из Келдейла через год после вашего отъезда?

— Да, так мне сказали. — Гибсон далеко отбросил свой окурок.

— Вы с тех пор встречались?

— Нет, никогда, — проговорил Гибсон, отводя взгляд. — И слава богу.

Марша Фицалан оказалась скрюченной, сморщенной старушкой. Ее лицо напомнило Линли американских кукол, вырезанных из яблока: тоненькая сеточка морщин покрывала щеки до самых глаз. Глаза были голубые. Они освещали все лицо, сияя живым интересом. Всякий, взглянув на эту женщину, понимал, что состарилось лишь ее тело, а душа осталась молодой.

— Доброе утро, — с улыбкой приветствовала она гостя. — Или, вернее, добрый день, — поправилась она, бросив взгляд на часы. — Вы, значит, инспектор Линли? Я так и думала, что рано или поздно вы ко мне зайдете. Я испекла лимонный пирог.

— Специально для меня? — удивился Линли.

— Вот именно, — подтвердила она. — Заходите.

Хотя мисс Фицалан жила в одном из небогатых домиков по Сент-Чэд-лейн, ее коттедж разительно отличался от обиталища Гибсонов. В садике были разбиты аккуратные цветочные клумбы: весной и летом здесь цвели примула и бурачок, рань и львиный зев. Сейчас клумбы уже приготовили к зиме, корни каждого растения были заботливо укрыты землей. На ступеньках у входа были насыпаны небольшие кучки семян для птиц, У окна висели жестяные колокольчики, легонько позванивавшие на ветру, их не заглушали даже вопли проживавших по соседству Гибсонов.

И внутри все было иначе, чем у Ричарда с Мэдлин. Аромат душистых трав, наполнявших саше, напомнил Линли долгие вечера в бабушкиной комнате в поместье Хоунстоу. Крошечная гостиная обставлена скромно, но элегантно, две стены от пола до потолка занимают полки с книгами. У окна небольшой столик с фотографиями. Над старым телевизором висело несколько вышивок.

— Пройдемте в кухню, инспектор, — предложила Марша. — Принимать гостя в кухне, конечно, дурной тон, но, по-моему, там гораздо уютнее, Друзья говорят, все потому, что я выросла на ферме, а на ферме кухня — главная часть дома, верно? Думаю, это во мне осталось навсегда. Прошу вас, сэр, присаживайтесь к столу. Кофе с пирогом? По-моему, вы проголодались. Наверное, еще не женаты? Холостяки всегда плохо питаются.

И вновь Линли вспомнилась бабушка, ее нерассуждающая, всеобъемлющая любовь. Старушка быстро накрывала стол для чая, Линли любовался уверенными движениями ее надежных рук, понимая, что здесь он найдет ответы на многие вопросы.

— Расскажите мне о Джиллиан Тейс, — попросил он.

Руки хозяйки замерли над столом. Марша обернулась с ласковой улыбкой на губах.

— Джилли? — повторила она. — С удовольствием. Джиллиан Тейс была таким прелестным существом.

11

Чайную посуду мисс Фицалан подала на подносе, хотя особой необходимости в этом не было: буфет в крошечной кухне находился не более чем в двух шагах от стола. Но старая учительница придерживалась правил этикета, к тому же поднос, вопреки тесноте и скудости, создавал впечатление уюта. Старинная кружевная салфетка покрывала поднос, на ней стоял изящный фарфоровый сервиз. На тарелках виднелись трещины, но чашки и блюдечки сумели прожить все эти годы без единого шрама.

Осенние листья в глиняном кувшине оживляли стол соснового дерева, на который Марша Фицалан выложила все свои сокровища: тарелки, столовое серебро, тонкие льняные салфетки. Она разлила по чашкам дымящийся кофе, добавила себе молока и сахара и только тогда начала рассказ.