Подражание королю - Климова Светлана

— …И я говорю. Там заодно и отдохнете, — тянул бесстрастный голос хозяина кафе. Помнится, раньше они были на ты. — У меня прекрасные условия…

Затем голоса отдалились. Кто-то из них направился в кухню, оставшийся хлопнул дверцей бара и, по всей вероятности, придвинул журнальный столик ближе к креслам; еще какое-то время оба они молчали, но звук льющейся жидкости и позвякивание стекла о стекло были слышны отчетливо.

— Вы можете не курить? — наконец раздался голос Македонова. — Я только что перенес тяжелейший бронхит.

— Не могу, уважаемый Казимир Борисович, — невозмутимо возразил Бакс. — Это преступление — такой коньяк без сигареты. Включите кондиционер.

Я похолодел.

— В этом доме мне противно к чему-либо прикасаться, — брезгливо проговорил Македонов. — Черт с вами, травитесь. Все равно вытянет.

— Вы уже собрали вещи? — спросил Бакс.

— Да.

— Вы помните, что должны со мной рассчитаться за услуги адвоката?

— Естественно. Деньги необходимы вам сейчас?

— Нет. Это может подождать до вечера. Что вы намерены делать с квартирой? Продать?

— Зачем? — удивился Македонов. — Когда первая часть нашей операции будет завершена, я вернусь сюда, сделаю кое-какой ремонт и еще некоторое время поживу…

— Значит, вы согласны с моим планом побыть пару недель за городом, на моей даче, подышать свежим воздухом, подлечиться…

— То есть под постоянным надзором, — в тон ему продолжил Македонов. — А ваше заведение?

— Там есть кому управиться без меня… Ну что, едем?

— Погодите, я уберу посуду, — произнес Македонов.

— Бросьте, — сказал Бакс. — Что за чистоплюйство?

— Я хоть и провел по вашей вине эти полгода в камере, — надменно ответил Македонов, — но в свинью не превратился… Берите бутылку, если вам так уж понравился коньяк, с собой, но ради Бога пока не пейте. Вы же за рулем… — Эти слова Казимир Борисович произнес как бы издалека; раздался смешок Бакса и щелчок зажигалки. Я отчетливо вспомнил его большой рот с жестяными губами, постоянно сжимавшими сигарету, и огонек зажигалки «Зиппо».

На пятнадцатой затяжке курившего Македонов вернулся в комнату и сказал:

— Я готов. Еще секунду — вынесу пепельницу. Не хочу этого делать через две недели…

— А вы стали болезненно чистоплотны в заключении, — усмехнулся Бакс.

— Всегда таким был, — отрезал Македонов, затем послышалось его отдаленное покашливание.

Через полминуты дверь за ними закрылась, «клоп» автоматически отключился в тишине, а я выглянул в окно кухни, выходившее на проспект.

Кремовый «БМВ» гражданина Баксанова как раз миновал троллейбусную остановку и набирал скорость. Возвращаясь в двадцать четвертую, я прихватил с собой ломтик сыра — и не напрасно. Степан даже не появился в прихожей, смертельно обидевшись на меня за внезапное исчезновение.

Я обнаружил его лежащим на Сабининой постели носом к стене. На мои льстивые призывы он даже ухом не повел, тогда я присел рядом и погладил его по голове.

— Степан, не стоит, — сказал я. — Пойми — оперативная необходимость.

Пес, не шевелясь, засопел. И тогда я спросил:

— Сыру хочешь, что ли? Ответом было молчание.

— Ну и черт с тобой! — в сердцах воскликнул я, снова хватаясь за веник.

— У меня еще дел по горло, а ты тут с сантиментами!

Пока я ходил за шваброй, Степан успел переместиться в дряхлое кресло и, свернувшись клубком, якобы уснул. Я молча вымыл пол, покурил на кухне и встал на пороге, помахивая поводком.

— Степан, ко мне! — скомандовал я. — Гулять! Упрямое животное не шелохнулось. Я вздохнул и опустился перед креслом на колени.

— Ну прости уж меня, голубчик, — проканючил я. — Больше не буду.

Хочешь сыру?

Пес нехотя поднялся и сел в кресле. Неприлично суетясь, я подал угощение. Времени у меня было в обрез.

Степан хлопнул пастью и снова лег, но уже мордой ко мне. Я торопливо застегнул ошейник и поволок его за собой. Ощущение было такое же, как если бы я тащил за собой ракетный крейсер «Петр Великий».

Обратно мы возвращались запыхавшиеся и обессиленные, но не в двадцать четвертую, а ко мне на пятый. Выплеснув раздражение и получив внеплановую кормежку, Степан наконец сменил гнев на милость, рухнул , плашмя на мои старые носки и задрых сном праведника.

Я же взялся за осточертевшие бумажки…

В шесть мы с ним спустились к Полю, где Степан тут же получил за якобы приличное поведение кусок обжаренной в сухарях телятины, а я — чашку крепчайшего смолистого кофе. Мой приятель безропотно согласился доставить Сабину из больницы, но предупредил, что с утра в понедельник занят, и мы договорились в половине двенадцатого встретиться у ворот института травматологии. Поль не был в курсе событий, и я ничего ему не рассказывал. Одна мысль о том, как мы с Сабиной под ручку вваливаемся в подъезд, меня буквально завораживала. С другой стороны — не везти же ее в багажнике? Прикинув, я сообразил, что на дежурстве в понедельник Кузьмич, а следовательно, на первых порах нам удастся избежать дурацких расспросов и возможных инфарктов.