Обман - Джордж Элизабет

— И что же муфтий ему ответил?

— Он рассказал об усуль аль-фикх, что в буквальном переводе означает «корни фикха», — основном источнике права и закона.

— И что же это за источник?

Ажар поднял голову, и их взгляды встретились.

— Усуль аль-фикх, источник права, следует искать в Коране и еще одной книге — Сунне Пророка…

— Сунна?

— Священное предание о Пророке, описание его деяний — поступков и высказываний.

Не отрывая взгляда от его лица, Барбара потянулась за сигаретами. Вытряхнув из пачки одну для себя, она протянула пачку Ажару. Тот чиркнул спичкой, поднес ее к сигарете Барбары, затем прикурил сам и снова сел на край кровати.

— Ну, а когда Хайтам и муфтий закончили беседу, они пришли к какому-то заключению, верно? Он получил ответ на свой вопрос. Так может ли мусульманин, виновный в тяжком грехе, оставаться мусульманином?

Он ответил вопросом на ее вопрос:

— Барбара, как можно, пренебрегая одним из принципов ислама, оставаться мусульманином?

Принципы ислама. Барбара старалась вдуматься в содержание этого словосочетания, понять его скрытое значение, совместить его суть с тем, что ей было известно о Кураши и людях, с которыми он общался. Она чувствовала, что между этими принципами и жизнью Кураши существует неразрывная связь. Ее охватило волнение: теперь многое в поведении этого человека стало ей понятным.

— Ажар, вы говорили, что Коран строго запрещает гомосексуализм.

— Да.

— Но ведь Кураши собирался жениться. Его брак был делом решенным: его семья готовилась к поездке в Англию на свадебное торжество, все было продумано и даже оплачено.

— Похоже, что так, — нехотя подтвердил Ажар.

— А что, если после беседы с муфтием Хайтам Кураши решил начать жить согласно принципам ислама? — Она подошла к сути вопроса: — Вполне возможно, что он был не в ладах с самим собою, он мучился. Ведь он приехал жениться, а его все еще тянуло к мужчинам, несмотря на то что он поклялся покончить с этим. А раз он не мог побороть своей склонности, следовательно, его тянуло к тем местам, где собираются геи. Итак, он встретил кого-то на рыночной площади в Клактоне и сошелся с ним. Их связь продолжалась примерно месяц, но он не хотел жить двойной жизнью — это было бы слишком рискованно, — а потому решил с этим покончить. Но покончили с ним.

— Рыночная площадь в Клактоне? — с изумлением спросил Ажар. — Барбара, а это-то тут при чем?

Барбара поняла, что погорячилась. Ей так хотелось сейчас же, сию минуту разложить все имеющиеся факты и предположения по полочкам, и она неосмотрительно выложила Ажару информацию, известную только Тревору Раддоку и следователям. Да, она явно перешла границы дозволенного.

Барбара мысленно чертыхалась и кляла себя. Как жаль, что нельзя отмотать пленку назад, затереть слова «рыночная площадь в Клактоне». Но слово не воробей. Она могла надеяться только на то, что удастся как-то отвлечь Ажара от сказанного. Только вряд ли у нее получится. Вот если бы, подумала Барбара, рядом с ней был инспектор уголовной полиции Линли! Он бы точно сумел, пустив в ход свое всепобеждающее красноречие. Но главное, он никогда бы не очутился в подобной ситуации, потому что не имел привычки размышлять вслух, ну разве что среди коллег. Но это другое дело.

Она решила притвориться, что не расслышала его вопроса, и, стараясь придать себе как можно более задумчивый вид, произнесла:

— Конечно, когда он говорил с муфтием, он мог думать о другом человеке. — И вдруг поняла, насколько близко она, возможно, подошла сейчас к истине.

— О ком же? — удивленно спросил Ажар.

— О Салах. Быть может, он узнал о ней нечто такое, что побудило его отказаться от женитьбы, и он просил муфтия подсказать способ, как ее избежать. Ведь существует же тяжкий женский грех, являющийся неоспоримой причиной для разрыва брачного контракта? Ну что-то такое, за что, стань оно известным, ее могут отлучить от ислама.

Скептически взглянув на Барбару, он покачал головой:

— Да, это делает контракт недействительным. Но скажите, Барбара, какой, по-вашему, смертный грех может отягощать душу моей кузины Салах?

Тео Шоу, подумала Барбара. Но на этот раз она благоразумно промолчала.

Звонок над дверью ожил в самый разгар скандала. Если бы Рейчел не стояла в дверях гостиной, она не услышала бы его, потому что визгливый, пронзительный голос Конни, казалось, заполонил все пространство. Но мелодия звонка из двух нот — вторая нота обрывалась, словно птицу подстрелили в середине трели, — прозвучала как раз в тот момент, когда ее мать сделала паузу, чтобы набрать побольше воздуха в легкие.