Подражание королю - Климова Светлана

Неделя ушла на уговоры и осторожные дипломатические ходы, чтобы восстановить равновесие, и в эти же дни случилось событие, которое в хронике семьи Романовых имело полное право значиться как эпохальное.

Еще в конце лета, никого не ставя в известность, Павлуша отправил по адресу, опубликованному в одной из газет, некоторые бумаги. Бумаги эти предназначались для участия в лотерее Американского агентства по иммиграции, имевшего штаб-квартиру в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, главным призом в которой мог стать вид на жительство в Соединенных Штатах.

В азартные игры Павел Николаевич сроду не играл, даже испытывал к ним отвращение, но тут решил рискнуть, тем более что затрат не требовалось никаких.

И особенных надежд с этим агентством он не связывал, зная свое устойчивое невезение. Даже деньги на улице он нашел всего раз в жизни, три рубля — это было почти состояние тогда, — но бумажку выхватил у него из-под носа более расторопный приятель.

Однако в колесах судьбы, прокручивавшихся где-то в городке Портсмуте, в штате Нью-Гэмпшир, где проходила жеребьевка, что-то заклинилось в этот раз и на выходе лотерейного компьютера появился его номер. Бюрократическая машина пришла в неторопливое движение.

Обнаружив в середине января в своем почтовом ящике письмо из посольства с уведомлением о выигрыше, а также с приглашением явиться, заполнить анкеты и пройти процедуру, именуемую «интервью», Павел Николаевич впал в состояние, близкое к легкому помешательству. Даже пищеварение его пришло в расстройство, к тому же все эти известия совпали с пиком конфронтации между женой и тещей.

Упустить шанс было невозможно, но так же невозможно было на этом фоне даже заикнуться об отъезде. Эпопея с новой квартирой отошла на второй план, сменившись размышлениями о совершенно иных вещах. Надо было ехать в Москву.

Пришлось открыться, чего делать поначалу он не хотел. Здраво рассудив, что наличие натурализованных родственников, пусть и дальних, в Штатах может помочь в прохождении «интервью», Павлуша вдруг спохватился, что не знает адресов ни джерсийского дядюшки жены, ни его детей. Спросить у Сабины Георгиевны было то же самое, что искупаться в океанариуме, кишащем муренами, и он предпочел проинформировать Евгению, знавшую по крайней мере, где теща держит блок нот с адресами. Сама она, восьмилетней покинувшая Штаты, сохранила о жизни в Нью-Йорке путаные и смутные воспоминания, среди которых дядюшка как-то не запечатлелся. Еще меньше Евгения помнила об остальных родичах, не говоря уже о местах их обитания, но мысль о возможной эмиграции воодушевила ее чрезвычайно.

Тащить и дальше осточертевшую лямку секретарши с английским и знанием компьютера в полуподпольной конторе, со дня на день грозящей развалиться, за жалкие сто пятьдесят долларов в месяц у нее уже не было никаких сил.

Дождавшись, когда Сабина Георгиевна отправится на очередную прогулку с псом, супруги вскрыли стамеской ящик ее письменного стола и среди ветхих писем и утративших силу бумаг обнаружили искомое. Вместе с письмами лежала и аккуратная пачечка новых двадцатидолларовых бумажек, что Павел Николаевич не преминул отметить для себя на будущее.

В Москве все сошло благополучно, и даже Павлушин английский произвел довольно сносное впечатление. Ему пришлось заполнить целую кучу бумажек, ответить на сотню дурацких вопросов, каждый из которых вгонял его в холодный пот, и наконец получить вежливое заверение, что в его случае никаких проблем с въездом на территорию, подведомственную госдепартаменту, не будет.

Покидая посольство, Павел Николаевич скорбно улыбался в бороду. Никаких проблем! Только теперь и начинались проблемы. Если они и получат пресловутую «Грин-Кард», это означает только право на въезд, проживание и мифическую помощь в трудоустройстве. Сквалыжное государство не желало расставаться ни с одним центом своих кровных ради него. А на текущий момент у Павлуши не имелось ни постоянной работы, ни самых скромных сбережений. И это было еще не самое страшное. Разговор, который предстоял ему с тещей, мог привидеться только в кошмарном сне.

Он и привиделся. Лежа на верхней полке в вагоне московского скорого на обратном пути, Павел Николаевич всю ночь пугал попутчиков стонами, скрежетом зубов и тонким щенячьим визгом, сменявшимся тяжелыми вздохами.

К счастью, возвратившись, он обнаружил, что страсти улеглись и Сабина Георгиевна все-таки склоняется к тому, чтобы переезжать. Павлуша поднапрягся — и в три дня все было закончено, а в новой квартире, где каждый получил по комнате, обстановка как-то разрядилась, словно давая ему передышку для размышления и просчитывания ходов.