Таможня дает добро - Воронин Андрей

— Федора посадят? — вновь спросила женщина.

— Что ты заладила как пономарь одно и то же? Посадят, не посадят…

— Мне знать надо.

— Кто ж тебе скажет…

За окном шумел ветер, ветви хлестали по стеклам. А в гостиной пахло коньяком, дымом, жарко пылал камин. Было уютно и тепло. Верить женщине не хотелось.

— Федор говорит, что один садиться не будет. Самусеву Марина доверяла, он ей не внушал опасения. Основательный был мужчина, да и должность занимал соответствующую своему солидному виду, как‑никак заместитель директора крупного номерного завода.

— Федор, когда ко мне пришел, сказал, что один садиться не будет. Он сказал, если что, то он всех за собой потащит.

— Так и сказал? Небось пьяный был в стельку. Кого он заложит, что он знает?

— Я все знаю, — оторвав, голову от стола, прохрипел Федор Муратов.

— Лежи, Федя, не болтай чушь. Ничего ты не знаешь и никому ничего не скажешь.

— Все скажу! Все! Если наручники защелкнутся, я молчать не стану, — и Федор Муратов захохотал, сползая на пол.

— Давай‑ка его на диван перенесем.

— Да–да, — ответила Марина.

Вдвоем они взялись волочить тяжеленного Федора на диван. Федор что‑то невнятное хрипел, бурчал, матерился, буквально изрыгал проклятия на головы всех живых и мертвых. Но ни Марину, ни тем более Самусева этими словами он пронять не мог.

Все знали, Федор человек не сдержанный на ругань, да к тому же и пьяница. Правда, на работе даже чуть выпивши Муратова никто никогда не видел. Он, как правило, отводил душу после работы, заезжал либо на квартиру к Марине, либо вместе с ней приезжал на дачу. И уж здесь давал волю своим необузданным порокам. Щедрость Федора Муратова, как и его чувства, границ не имела. Он дарил своей любовнице все, что та ни пожелает. Увидит что‑нибудь золотое, блестящее и лишь скажет Муратову:

«Феденька, глянь какая симпатичная вещичка», — и уже через день–два эта вещичка оказывается в руках Марины.

О существовании у Федора любовницы знали многие. Не известно о ней было лишь жене Муратова.

— Слушай, родная, — сказал Адам Михайлович, — так он что, и вчера трезвый говорил, что всех сдаст?

— Во всяком случае, мне так говорил. Вспомнила! — всплеснула руками Марина.

— Что ты вспомнила? — насторожился Самусев.

— Концовку анекдота вспомнила! — и Марина принялась хохотать. Хохот ее был истеричным.

Адама Михайловича пьяная бестолковщина уже изрядно утомила и начала просто–напросто раздражать. Он то приехал сюда решить совсем другой вопрос и, надо сказать, ответ на него уже получил.

— Марина, успокойся! Выпей воды.

— Не могу я больше пить! — высокая грудь Марины в разрезе блузки дрожала. — Не могу я пить! Икота начнется.

— Не хочешь, как хочешь. Послушай, родная, где‑то у Федора ружье есть и патроны.

— Конечно есть. В шкафу платяном стоит, в его кабинете. А зачем оно вам, ворон стрелять будете?

— Боюсь я, Марина, через поселок идти, разные люди здесь ходят, лихие люди. Дай‑ка мне ружье на всякий случай.

— Федор ругаться станет.

— Я завтра с утра его назад привезу. Марина, пошатываясь, подошла к мертвецки

пьяному Муратову и принялась копаться в его карманах.

— Ага, вот! — она вытащила связку ключей и, так же пьяно пошатываясь, двинулась к белой двери. И если бы Адам Михайлович ее не направлял, то она наверняка ударилась бы в стену.

Женщина была горячая, упругая телом, и Адам Михайлович даже почувствовал легкое возбуждение и озноб, когда прижал Марину к себе.

— Ну, ну, Адам Михайлович, что это вы ко мне пристаете? Ружье, взятое без его разрешения, Федор вам еще простит, но если узнает, что вы и меня в придачу взять захотели, то ему это не понравится.

— Ему уже все равно. Открывай, открывай скорее! — держа женщину правой рукой за талию, бормотал Адам Михайлович.

Ключ захрустел в замке, дверь распахнулась. В кабинете было темно и холодно, тяжелые шторы на окне плотно сомкнуты. Женщина пошарила по стене, нащупала выключатель.

— Вот в этом шкафу, — бормотала Марина, пытаясь маленьким ключиком открыть платяной шкаф. Она отодвинула плечики с одеждой, за которыми прятался узкий, как пенал, металлический ящик, выкрашенный в коричневый цвет. Затем длинным медным ключом открыла железный ящик и вытащила охотничье ружье — красивую дорогую двустволку.

— Вот винтовка, — сказала она.

— Это не винтовка, Марина, это ружье. А патроны где Федор хранит?