Семья в законе - Колычев Владимир

– Что вам нужно? – по громкой связи спросила Юля.

Им нужен был Павел, а зачем, они отказались отвечать.

– Но его нет здесь, – почуяв неладное, схитрила Юля.

Но Павел не позволил ей вводить в заблуждение своих бывших коллег. Он вышел к Ныркову, закрыв за собой калитку.

– А нам сказали, что вас нет, – ехидно усмехнулся Нырков.

– А мы что, с тобой на «вы»? – удивленно посмотрел на него Павел.

– Можно и на «ты». Только делу это не поможет, – пожал плечами капитан.

– Какому делу?

– А ты не догадываешься, бывший майор? – с оттенком презрения спросил Нырков.

– Не надо со мной темнить. Говори все, как есть.

От волнения и дурного предчувствия Павла слегка затошнило. И от предобеденного аппетита не осталось и следы.

– Арестован ты, Павел Михайлович.

Нырков взял Павла за руку, достал из кармана наручники.

– Это интересно.

Руку он не одернул. В конце концов, он не уголовник, чтобы сопротивляться представителям власти.

– Ты даже не представляешь, как мне это интересно, – съязвил Нырков, защелкивая браслет на его и своем запястье. – И обидно... Помнишь убийство Крыжова? Мы носом землю рыли, а ты Бурыбину позвонил, он тебе убийц сдал, ты галочку на этом срубил.

– Вообще-то, меня на этой галочке чуть не убили, – помнил Павел.

– Да, но факт остается фактом. На Бурыбина ты работал. И с его дочерью сейчас живешь, – кивком головы Нырков показал на дом.

– Во-первых, на Бурыбина я не работал. А во-вторых, это мое личное дело, с кем жить.

– Да, но никто не давал тебе права уничтожать вещественные доказательства. Знаешь, как это называется?

Павел растерянно промолчал. Вину свою он отрицать не хотел. Но и так просто признавать ее было глупо.

– Статья триста третья это называется. Фальсификация доказательств, – продолжал Нырков. – В твоем случае от трех до семи лет лишения свободы.

Павел удрученно склонил голову. Да, он сфальсифицировал доказательства по особо тяжкому преступлению, а это действительно от трех до семи лет. Права занимать определенные должности он лишил себя сам, но, видимо, этого было мало. Что ж, сам виноват, самому и отвечать.

– Дальше что? – угрюмо спросил он.

– А дальше тюрьма. Но сначала в отдел. Харчев хочет с тобой поговорить.

– А вещи собрать позволишь?

– Да, но только у меня на привязи. Ты уж не обессудь.

Юля плакала, помогая собрать ему вещи. Не рыдала, не билась в истерике, не кидалась ему на шею, пытаясь удержать. Но смотрела на него с пронзительным отчаянием. Как будто чувствовала, что никогда с ним больше не увидится.

– Это недоразумение, – сказал он. – Я обязательно вернусь. Ты, главное, жди...

– Я обязательно дождусь.

Она не хотела, чтобы он уходил, она боялась его потерять. И, как это ни странно, он завидовал ей. Хотя бы потому, что сам уходил от нее без особого сожаления. Если не считать дочери, то не было у него на этом свете женщины, дороже, чем она. Но на том свете его ждала Лена. И пусть он думал об этом на грани помешательства, но никто не в силах был заменить ему покойную жену.

Его вывели со двора, когда к дому подъехали два черных джипа. Из первой машины выскочил Ждан, за ним – крепкие парни в черных костюмах и с оружием. Охранники молча окружили оперативников. Ждан вопросительно смотрел на Павла. Он готов был отбить его у рубоповцев.

Никифоров мотнул головой, призывая Ждана к спокойствию. Никогда еще он не чувствовал себя так униженно.

Его посадили в «десятку», Нырков устроился справа от него, другой оперативник поджал арестанта слева. Павел сидел, низко опустив голову. Он не знал, как смотреть в глаза своим бывшим коллегам. Какой позор – бандиты держат его за своего, более того, они готовы драться за него...

К чести Ныркова, тот почувствовал его настроение и не стал его стыдить.

Зато не стал щадить его Харчев. Павла привели к нему в кабинет и, как последнего злодея, пристегнули наручникам к специальной скобе, вмурованной в стену.

– Как же так, Никифоров! – усмехнулся полковник, с пренебрежением глядя на него. – Живешь с дочерью бандита, дружишь с ее братьями.

– Живу. Потому что люблю.

– Ой ли!

– Ну, думал, что люблю...

– Вот это уже ближе. Хотел полюбить, но не вышло. Зато красивая жизнь по нраву, да?

– Какая красивая жизнь?.. Жена у меня погибла. А я убийцу ее не смог найти. Пытался, но не смог. А Юля на нее очень похожа, на жену мою покойную. Увидел, и в душе все перевернулось. Думал, вот оно мое счастье... А не вышло ничего. Чужое это счастье, не мое...

– Чужое счастье, – кивнул Харчев. – И ты ради него против своих пошел.

– Нет, не ради чужого. Ради своего. Я должен был за Лену отомстить. Должен был, но не мог... А тут Бурыбин. Как тот дьявол, сделку мне предложил. Я ему помогаю Лихопасова освободить, а он мне убийцу моей жены сдает.

– И что? – заинтригованно вскинулся полковник.

– Сдал... Я одного человека в свое время посадил. Гончаров его фамилия. Так вот, он в зоне жизнь в карты выиграл. Мою жизнь. Но решил, что лучше жену мою убить. Чтобы я страдал. Лучше бы меня убили...

– Что, торпеду по твоему адресу выслали?

– Да... Убийцу посадят, а заказчику срок продлят. Да вы можете посмотреть это дело, там все ясно, как дважды два.

– Да мы-то посмотрим... Ты мне лучше скажи, как Бурыбин убийцу нашел?

– Через воров.

– Что, специально ради тебя старался?

– Ну, я не думаю, что жилы рвал, чтобы мне угодить. Была возможность найти – нашел.

– А не было, и не нашел бы, – подхватил Харчев. – Что-нибудь другое придумал бы.

– Не придумал бы. Я дочь от него спрятал, а без нее меня ничем не возьмешь...

– А если бы он до твоей дочери добрался?

– А если бы завтра марсиане Африку захватили?

– Правильно, гадать не будем, – кивнул Харчев. – Тем более факт должностного преступления налицо. И побудительные причины не так уж важны... Кстати, это хорошо, что ты сам признал свою вину. Можно оформить это как чистосердечное признание.

– Мне все равно, – пожал плечами Павел.

– Что значит, «все равно»? – удивленно посмотрел на него Харчев.

– Что заработал, то и получу. От ответственности бегать не собираюсь. Сколько дадут, столько и отсижу...

– Да, но ведь можно и условный срок получить. Тем более что гражданин Лихопасов признал свою вину.

– Не понял.

– И свою вину признал, и твою. И Семена Бурыбина с потрохами сдал.

– Потому Бурыбина и арестовали?

– Да.

– А его братья? С ними что?

– Не знаю... – нервно сказал Харчев и ногтем пальца прикоснулся к верхним зубам.

Как бы ногти грызть не принялся.

– В том-то и дело, что не знаю, – продолжал он. – Череда совпадений. В одного снайпер стрелял, другого отравили... Весь отдел на ногах, а тут еще с тобой возиться...

– Я не напрашивался. Да и не ваша эта компетенция мной заниматься.

– Ну, как же, не наша. Ты у нас как единица организованной преступности проходишь. А если серьезно, то нам Бурыбина нужно к стенке прижать. Лихопасов показания на него даст. И ты дашь.

– Что было, то и покажу.

– Нет, скажешь, что он тебе расправой угрожал.

– Он только намекал, что моя дочь может пострадать. Но это не прямая угроза...

– Неважно. И про дочь скажешь, и про себя.

– Мне он не угрожал, – покачал головой Павел. – Сговор был. Конкретный сговор. А угроза косвенной была, так, в воздухе летала...

– Не нужен сговор, – досадливо посмотрела на него Харчев. – Это уже благородство какое-то... Это не я так думаю, это адвокаты соловьями заливаться будут. Так мол и так, без Семена Бурыбина город бы давно уже задохнулся под натиском преступности. Только он может остановить этот вал... Ну не мне тебе объяснять.

– Да, я понимаю. Но мне он расправой не угрожал.

– Ну, пускай хотя бы косвенно, – не сдавался полковник.

– Нет.

– Почему?

– Мне и так стыдно. А будет втройне стыдно, если все решат, что я испугался смерти.

– А ты ее не боишься?

– Нет.

Харчев долго смотрел на Павла, пытаясь уловить в его взгляде хоть капельку неискренности. Но смерть действительно его не пугала, и полковник, похоже, в это поверил.

– Пойми, нужно прижать Бурыбина к стенке.

– Я не против, – пожал плечами Павел. – Заступаться за него не собираюсь. Но и лишнего не скажу.

– Нет?

– Нет.

– Мы бы могли отпустить тебя под подписку.

– Не надо меня уговаривать.

– Не буду. Но ты все-таки подумай. А пока под замком посидишь.

– Чему бывать, того не миновать.

– Ну-ну...

Павлу приходилось бывать в изоляторе временного содержания при городском управлении внутренних дел, но сегодня он впервые попал туда в качестве арестанта. Он шел по гулкому коридору в сопровождении дежурного милиционера, не в силах поднять голову – настолько ему было стыдно. Но и ложью покупать себе свободу он не собирался. Майор Никифоров никогда не отступал перед страхом смерти...

В маленькой узкой камере было душно и темно. Здесь совершенно не было окна, и свет проникал сюда через глазок в двери. Из-за ужасной вентиляции вонь от сортира была постоянной составной жаркого, насыщенного влагой воздуха. Поэтому вызов на допрос Павел воспринял как благо.