Эликсир вечной молодости - Арбенина Ирина

— Ведь Леночка за свою жизнь собрала столько вздохов восхищения, что, в общем, должна была успокоиться на этот счет! Но, видно, все мало. Это началось с ней где-то года три назад…

— Что именно?

— Ну, она словно с цепи сорвалась…” Анна выключила пленку с откровениями Амалии, которые та произносила во время косметических процедур…

Теперь, когда Анна была уверена, что Кудинова виновна и сбежала, ей чудилось в ее голосе что-то подозрительное, и она вслушивалась в него критически. Ей стало казаться, что она различает в нем какие-то новые интонации. И это были незнакомые интонации. Хотя, безусловно, она слышала голос Амалии не один раз.

Аня снова включила диктофон:

" — Ну, она словно с цепи сорвалась…

— Что вы имеете в виду?

— Ну, такая, почти не контролируемая злоба по отношению к тем, кто моложе… Иногда создавалось такое ощущение, что она просто сейчас бросится и загрызет… Я уж ее успокаивала, успокаивала… И потом… — Амалия замолчала.

— Вы что-то знаете, Амалия?

— Я бы не хотела об этом говорить.

— А все-таки!

— Ну… Ходили всякие слухи… Что, мол, романы с проезжающими по большой дороге стала крутить не только юная красотка Немая… Говорят, что-то стали замечать и за Еленой. Знаете, это бывает: красота уходит, и женщина бросается во все тяжкие. Но у нее все как-то странно. В частности, был такой случай… Один юный красавчик.., очень за ней увивался…

— И что же?

— Да потом исчез…

— Как это?

— Да так! Исчез — и все! Больше его никто не видел!

— Не понимаю… Уехал, наверное?

— Может, и уехал… Извините, прервемся — у меня телефон звонит…"

* * *

Светлова выключила зашуршавший пустой пленкой диктофон.

В голосе Кудиновой, в последних фразах этого диалога, теперь Анне слышался неподдельный несыгранный страх.

Или все-таки — сыгранный?

Но в самом деле… Так ли уж Елена спокойна, как кажется окружающим в мотеле?

В истории женских преступлений мотив этот — злость стареющей красавицы по отношению к молодым и красивым — далеко не на последнем месте. Стоит поверить знатоку криминальной души Чезаре Лоброзо. Кокотка Stakenburg начала свой преступный путь в сорок два года, когда ее оставили поклонники. “Я терпеть не могу девочек”, — говорила состарившаяся красавица, истязая этих самых девочек. А одна из самых страшных преступниц маркиза Brinvilliers украсила свой послужной список тем, что отравила свою дочь исключительно из ревности к ее молодости и красоте.

В конце концов, мотель “Ночка” — удобное место.., действительно очень удобное место.

И не значит ли это, что все происходило с использованием мотеля “Ночка”?

Однако Богул уверяет, что проводил там тщательнейший осмотр — и ничего!

А что, если все-таки Немая действительно выполняла поручения именно своей хозяйки? Туровская могла ей и приказать! Ведь девушка работала у нее.

Возможно, для Туровской эти убийства были чем-то вроде возможности выпустить пар ярости?

На обстоятельства ведь нельзя злиться — например, что толку злиться на старость? А выход ярости — необходим.

Недаром по улицам ходит столько людей, которые кажутся способными укусить — в буквальном смысле слова — своего ближнего. А некоторые и вовсе загрызть.

Собственно, именно это слово и употребила многомудрая Амалия.

Почему Аня раньше не обратила должного внимания на эти слова Амалии?

Светлова тогда был занята обдумыванием подозрений относительно Фофанова. Потом Анна подозревала Немую, потом Осич, потом саму Амалию…

До милой, изящной хозяйки мотеля “Ночка”, так сказать, просто руки не доходили!

Да и мотив этот — злость стареющей красавицы по отношению к молодым и красивым — не показался Анне тогда достаточно убедительным мотивом.

При чем тогда, например, исчезнувший Шматриков — пожилой мужик под центнер весом? Чем он мог Елену Ивановну раздражать?

Но теперь… Теперь погибла Осич, и были ее предсмертные слова — прямое указание на Елену.

А кто тогда подорвал Осич?

Сначала Светлова решила, что это, возможно, дело рук сбежавшей Амалии: месть за то, что Осич рассказала про Айвазян, выдала ее. Версия, прямо скажем, не слишком сильная… Ах, где же она, кстати, интересно, прячется, эта многомудрая Амалия? Поговорить бы…

Но Осич перед смертью сказала: “Елена”!

Валентина Терентьевна не упоминала Амалию. В общем, можно считать, что ответ был дан.