Китаец - Манкелль Хеннинг

Одинокий мужчина, тянувший тележку, на которой громоздилось что-то вроде пустых куриных клеток, словно бы очутился здесь по ошибке, пришелец из другого времени. В остальном все как в любом другом городе на свете. Земная ось крутится теперь с помощью механики, подумала она. В юности я мысленно представляла себе бесконечную сутолоку — китайцы в одинаковых куртках на вате, с кирками и лопатами, в окружении красных флагов и хоров, скандирующих лозунги, срывают горы, превращая их в плодородные поля. Сутолока до сих пор существует. Но по крайней мере здесь, в Пекине, на той улице, где я сейчас стою, люди одеты по-другому и в руках у них отнюдь не кирки и лопаты. Они даже ездят не на велосипедах, а в автомобилях, и женщины идут по тротуарам в элегантной обуви на высоких каблуках.

А чего она ожидала? Без малого сорок лет минуло с весны и лета 1968 года, когда ее обуревал страх, если не сказать ужас, что она недостаточно прониклась чистотой учения, затем в августе внезапный роспуск, последующее облегчение, а следом огромная пустота. Она словно бы выбралась из душных дебрей в холодную, черную как ночь пустыню.

В конце 1980-х они со Стаффаном съездили в Африку, где, в частности, побывали у водопада Виктория на границе Замбии и Зимбабве. И вместе с друзьями, работавшими там в замбийском Медном поясе в рамках помощи африканским странам, провели часть времени в путешествии, похожем на сафари. Когда они очутились в окрестностях Замбези, Стаффан вдруг предложил сплавиться через пороги к водопаду Виктория. Она согласилась, но побледнела, когда наутро все собрались на пляже, чтобы получить информацию, встретиться с проводником резиновых лодок и подписать бумаги, что они предпринимают этот сплав на свой страх и риск. После первого порога, считавшегося самым пустяковым и наименее сложным, Биргитта поняла, что никогда в жизни не испытывала такого страха. Она думала, что рано или поздно они перевернутся на одном из следующих порогов и она угодит под перевернутую лодку и наверняка утонет. Стаффан сидел, крепко вцепившись в веревочный релинг резиновой лодки, с загадочной улыбкой на губах. Потом, когда все было позади и она чуть в обморок не упала от облегчения, он объявил, что не очень-то и боялся. То был один из немногих случаев в их семейной жизни, когда она поняла, что он сказал ей неправду. Но спорить не стала — хорошо, что все кончилось благополучно и лодка не перевернулась ни на одном из семи порогов.

Сейчас, стоя перед гостиницей, Биргитта думала, что именно так, как во время жуткого сплава через пороги, она чувствовала себя весной 1968-го, когда вместе с Карин втянулась в бунтарское движение, которое на полном серьезе считало, что шведские «массы» скоро восстанут и начнут вооруженную борьбу против капиталистов и классовых изменников, сиречь социал-демократов.

Она стояла перед гостиницей, смотрела на раскинувшийся вокруг город. Полицейские в синей форме работали попарно, регулируя плотные потоки транспорта. Ей вспомнилось одно из самых нелепых событий бунтарской весны. Вчетвером они готовили проект резолюции по какому-то вопросу, который она начисто забыла. Может, речь шла о намерении разбить движение ФНО, которое в те годы охватывало в Швеции все более широкие массы народа, может, о протесте против войны США в далеком Вьетнаме. Готовая резолюция начиналась фразой «На массовом митинге в Лунде принято следующее постановление».

Массовый митинг? Из четырех человек? Тогда как «нынешний подъем крестьянского движения» на самом деле говорил о сотнях миллионов людей, пришедших в движение? Как три лундские студентки и один ученик аптекаря могли считать себя массовым митингом?

Карин Виман в тот раз тоже участвовала. Пока работали над резолюцией, Биргитта рта не открывала, испуганно забилась в угол, мечтая стать невидимкой, а вот Карин нет-нет да и сообщала, что согласна с доводами остальных, поскольку они все «правильно проанализировали». В ту пору, когда шведские массы должны были вот-вот выйти на площади, скандируя высказывания великого китайского вождя, все китайцы в представлении Биргитты были одеты в серо-синюю униформу, в одинаковые кепки, носили одинаковую стрижку и ходили, озабоченно наморщив лоб.

Временами, когда ей в руки попадал экземпляр иллюстрированного журнала «Китай», она удивлялась неизменно одинаково краснощеким людям, которые с пылким воодушевлением и блеском в глазах тянули руки вверх, к божеству, сошедшему с небес, к Великому Кормчему, Бессмертному Учителю и проч., к загадочному Мао. Впрочем, особой загадочностью он не отличался. Как показало будущее. Этот политик необычайно тонко чувствовал происходящее в гигантском китайском государстве. Вплоть до обретения независимости в 1949 году он был одним из тех уникальных вождей, что изредка появляются в истории. Правление же его принесло много страданий, хаоса и смуты. Но что он подобно современному императору восстановил Китай, который ныне становится мировой державой, никто у него не отнимет.