ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Джордж Элизабет

Барбара нахмурилась, держа в одной руке подсвечник, в другой — банку с пастой. В этой истории недоставало одной, весьма существенной части, и имя этой части — Катя Вольф. Она спросила:

— Как так вышло, что немецкая беженка стала работать няней в доме Дэвисов?

— Это я устроила. — Сестра Сесилия с кряхтеньем встала на ноги, потянулась и вновь преклонила колени, на этот раз перед дарохранительницей, и набросилась с тряпкой на ее мраморные бока. — Кате нужно было найти работу, потому что положенный ей год в монастыре заканчивался. Место в семье Дэвис подходило ей идеально: кроме зарплаты ей предоставлялось жилье и питание, что позволяло ей скопить деньги на обучение в колледже дизайна. Тогда казалось, что сам Господь свел вместе эту девушку и Дэвисов, ведь Юджиния так нуждалась в помощи.

— А потом девочку убили.

Сестра Сесилия посмотрела на Барбару. Монахиня ничего не сказала, но намеренное и полное отсутствие какого бы то ни было выражения на ее лице красноречиво поведало о ее мнении на этот счет.

— Вы поддерживали контакт с кем-нибудь из тех людей, с которыми общались в то время? — спросила Барбара.

— Вы имеете в виду Катю, констебль?

Барбара сняла крышку с банки и ответила:

— В том числе.

— В течение двух лет я каждый месяц ходила навещать ее, сначала в «Холлоуэй», где ее держали во время следствия, потом в ту тюрьму, куда ее перевели после вынесения решения. Говорила она со мной лишь один раз, в самом начале, когда ее только арестовали. И больше никогда.

— И что она сказала?

— Что она не убивала Соню.

— Вы поверили ей?

— Да.

Но это вполне понятно, подумала Барбара. Мысль, что ребенка убила Катя, была бы невыносимой для человека, который способствовал устройству немки в семью, и неважно, верит тот человек во всемогущего и прозорливого Бога или нет. Она задала еще один волновавший ее вопрос:

— Сестра Сесилия, вы не получали каких-нибудь известий от Кати Вольф после того, как она вышла на свободу?

— Нет, никаких.

— А как вы считаете, могла ли она искать встречи с Юджинией Дэвис? Был ли у нее повод, помимо желания заявить о своей невиновности?

— Никакого, — твердо ответила сестра Сесилия.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Если бы Катя захотела связаться с кем-то, кто имел отношение к тому тяжелому времени, то уж во всяком случае не с Дэвисами, а со мной. Но ко мне она не обращалась.

Какая уверенность, подумала Барбара. В голосе монахини, ни капли сомнения, как будто в этом деле не может быть никаких вариантов. Барбара спросила, почему сестра Сесилия так считает.

— Из-за ребенка, — сказала монахиня.

— Из-за Сони?

— Нет, из-за ребенка Кати, которого она родила в тюрьме. Она попросила меня найти для младенца приемных родителей. Так что если сейчас она на свободе и обдумывает свое прошлое, то почти наверняка задается вопросом о судьбе своего сына.

Глава 9

Ясмин Эдвардс закрыла на ночь свой салон и сделала это, как всегда, с максимальной тщательностью. Большинство частных предприятий на Мэнор-плейс уже долгие годы стоят заколоченные, и с ними происходит то, что всегда происходит с заброшенными зданиями на южном берегу реки: они стали полотном для любителей граффити, а те витрины и окна, что не были закрыты фанерой, теперь разбиты. Салон Ясмин Эдвардс был одной из немногих созданных вновь или возрожденных фирм Кеннингтона, если не считать двух пабов, которые упорно не поддавались урбанистическому упадку, завладевшему улицами. Хотя когда это пабы поддавались чему бы то ни было? Они будут всегда и везде, покуда существует алкоголь и покуда находятся парни типа Роджера Эдвардса, готовые напиваться.

Ясмин проверила, закрылся ли тяжелый навесной замок на засове, потом убедилась, что защитные жалюзи крепко встали на место. Покончив с этим, она подхватила четыре пакета, собранных ею в салоне, и зашагала по направлению к дому.

Дом находился недалеко, в жилом массиве Доддингтон-Гроув. Ясмин жила в Арнольд-хаусе — жила вот уже пять лет, с тех самых пор, как покинула «Холлоуэй» и провела месяц-другой, перебиваясь по чужим квартирам. Ей повезло: ее квартира выходила окнами на садоводческий центр на другой стороне улицы. Конечно, это не парк, не газон и не садик. Но все же это зелень, кусочек живой природы, а ей хотелось, чтобы Дэниел имел в своей жизни хоть немного природы. Ему одиннадцать лет, и почти все то время, что она сидела в тюрьме, он провел в интернате — спасибо ее родному братцу, который заявил: «Слушай, Яс, ну не могу я жить с ребенком, правда, извини, но это факт». Так что теперь Ясмин была твердо намерена всеми силами восполнять сыну то, чего он был лишен.