Стечение обстоятельств - Маринина Александра Борисовна

– Если это не допрос, я позволю себе откланяться, – холодно произнес, вставая, Ковалев.

– Нет, – резко осадил его Гордеев. – Я еще не закончил. Сергей Шумилин был осужден четыре года назад, двадцать четвертого мая тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. После этого каждый год двадцать четвертого мая в отношении детей и внуков свидетелей, дававших показания в суде, совершались преступления. В нынешнем году жертвой стала дочь народного заседателя Ковалева Виталия Евгеньевича. Хочу отметить, что преступления из года в год становились все более опасными, от побоев до изнасилования. Впереди – семьи судьи и второго заседателя. Неужели вам не страшно, Виталий Евгеньевич? Если преступления совершил Шумилин, то вы спасаете от следствия опасного человека, который в следующем же году совершит еще одно изнасилование, а то и убийство.

– Я не желаю слушать эту чушь!

Белый как снег Ковалев направился к двери.

– Постойте! – окликнул его полковник. Ковалев медленно обернулся, как будто каждое движение причиняло ему невыносимую боль.

– Я понял, что взывать к вашим гражданским чувствам бесполезно. Но вспомните хотя бы, что вы – отец.

Едва шевеля губами, Ковалев произнес:

– Сережу я вам не отдам.

Работа над жизнеописанием Ирины Филатовой шла вдохновенно. Приехавший на Петровку Дима Захаров склонился вместе с Настей над длинной «простыней», склеенной из нескольких листов, вдоль которой была прочерчена толстая, размеченная на годы линия.

– Знать бы, что интересует нашего клиента – вся ее жизнь или только конкретный период? – вздыхал Дима. – Сколько лишней работы делаем!

– Нельзя быть таким ленивым, – строго сказала Настя.

– Ой-ой-ой, кто бы говорил! – насмешливо протянул Захаров, распрямляя плечи и с хрустом потягиваясь. – На себя посмотри, труженица. Кипятильник, сейф, машинка – все на расстоянии вытянутой руки, только чтобы лишний раз не вставать. Тебе лень даже до урны дойти – пепельницу вытряхнуть.

Настя расхохоталась.

– Это точно. О моей лени легенды ходят. Но на умственную деятельность это не распространяется. Ближе к делу, Захаров. Правдивые куплеты мы с тобой сочинили. Теперь надо придумать припев. Припев у нас будет вот здесь, – Настя красным карандашом обвела точку на хронологической линии, – здесь и еще вот тут.

– Почему именно здесь?

– Ну, считай, что мне так захотелось, – уклончиво ответила Настя. – Тебе-то не все ли равно?

Конечно, Настя Каменская была далеко не так недоверчива, как Колобок. Зато она была куда более расчетлива. Не имея возможности проверить слова Захарова о мифическом клиенте, она на всякий случай сделала солидный «допуск» на неискренность Дмитрия. Истории из жизни Филатовой, которые она назвала «правдивыми куплетами», отнюдь не всегда соответствовали действительности.

Сочиняя «припев», Настя старалась неуклонно соблюдать два правила. Во-первых, придуманные детали не должны казаться странными и не соответствующими характеру Ирины. Во-вторых, они ни в коем случае не должны случайно оказаться правдой.

В разгар работы позвонил Доценко, работавший вокруг Интерпола.

– Анастасия Павловна, по-моему, здесь «тепло». С февраля месяца Идзиковский разрабатывает интересную группу, связанную, с одной стороны, с карабахскими боевиками, а с другой – с Турцией. Это наши граждане, долгое время работавшие на Ближнем Востоке и имеющие там обширные знакомства. Но Интерпол имеет дело только с информацией, чисто оперативную работу они не ведут. Во всяком случае, сам Идзиковский утверждает, что никакого давления на себя он не ощущал и тем более ничем не делился с Ириной.

– Ну, мало ли что он утверждает, – спокойно сказала Настя, стараясь, чтобы Захаров не уловил суть разговора. – Проверяйте. Верить, Мишенька, нельзя никому.

Прощаясь с Димой, уносящим с собой наполовину правдивую, наполовину выдуманную биографию Ирины Сергеевны Филатовой, Настя почти точно знала, кто и когда будет исполнять «песенку с фальшивым припевом».

Взмах, поворот, опять поворот, ногу чуть согнуть, голову вправо, взмах, поворот… Плохо. Еще раз сначала. Взмах, поворот…

Настя устало плюхнулась на диван и сняла телефонную трубку.

– Алло!

– Ребенок Настя, чем занимаешься?

– Кобылу вываживаю. Рыжую такую, норовистую.

– И как? Получается? – серьезно осведомился Леонид Петрович.

– Пока нет, – честно сказала Настя. – Похоже, это безнадежно. Оказывается, есть вещи, которые мне недоступны.

– Не отчаивайся, – подбодрил отчим. – Не всем же быть красавицами. Зато у тебя мозги правильно устроены.

Положив трубку, Настя снова подошла к зеркалу. Нет, никогда ей не быть такой, как та рыжая с бульвара. «Но до чего хороша, стерва!» – позавидовала Настя. Подняла руку, запустила пальцы в волосы, как гребень, попробовала повторить запомнившийся жест. Медленно ощупала лицо, погладила скулы, щеки, вглядываясь в отражение. Все плоско, думала она, все бесцветно, как белый лист бумаги.

Когда свет в квартире Насти погас, в другой квартире раздался телефонный звонок. Невысокий смуглый человек в роговых очках выслушал сообщение и сделал пометку в блокноте.

В среду в Министерстве внутренних дел состоялся брифинг, посвященный проблеме борьбы с коррупцией. Журналистов в зале было немного, интерес к деятельности министерства со стороны газетчиков в последнее время поутих. Речь держал первый заместитель министра.

– И последнее, о чем я хотел вас проинформировать, – заканчивал он выступление. – Наше министерство принимает активное участие в разработке Закона о государственной службе и Закона о борьбе с коррупцией. Возглавляет эту работу мой помощник, а научное консультирование осуществляет главный эксперт Александр Евгеньевич Павлов, который давно занимается указанной проблемой.

Павлов слегка улыбнулся и кивнул, представляясь. Тут же в последних рядах взметнулась рука.

– Газета «Континент-Экспресс». Вопрос эксперту Павлову. У вас есть научная концепция борьбы с коррупцией?

– Разумеется. Правда, многим она кажется спорной, но я не теряю надежды убедить моих коллег.

– Пожалуйста, несколько слов об основных положениях вашей теории.

– В несколько слов уложиться трудно, но в самых общих чертах идея состоит в том, чтобы рассматривать явление коррупции с точки зрения экономических категорий. Коррупционное взаимодействие – это, по существу, торговая сделка, в которой есть товар, продавец и покупатель, а также фигурируют себестоимость товара, потребительская стоимость и продажная цена. Если вкратце – то вот так. Если вас интересуют детали, милости прошу ко мне, побеседуем подробно.

Павлов бил с дальним прицелом. Он успел рассмотреть журналистку, задававшую вопрос, и совсем не возражал бы продолжить с ней знакомство. Да и пространное интервью – было бы неплохо.

Удар Александра Евгеньевича достиг цели, потому что журналистка подошла к нему сразу же после брифинга.

– Лебедева, – представилась она, протягивая руку. – Это я задавала вам вопросы.

– Очень приятно. – Павлов галантно поцеловал холеную руку с длинными бронзовыми ногтями.

– Я бы хотела воспользоваться вашим приглашением. Назначьте мне, пожалуйста, время.

Высокая, длинноногая, она легко шагала в ногу с рослым Павловым и, казалось, с трудом сдерживалась, чтобы не побежать. Александр Евгеньевич на секунду задумался, глянул на часы, широко улыбнулся.

– У меня есть время сейчас, если хотите. Пойдемте?

– С удовольствием.

…– Чай, кофе, коньяк? – гостеприимно предложил Павлов, когда они расположились в его кабинете.

– Кофе с коньяком, если можно, – решительно выбрала гостья.

Александр Евгеньевич включил кофеварку, достал коньяк, чашки, миниатюрные рюмочки.

– Как вас зовут? Лариса? Что ж, за знакомство, Лариса! Так о чем мы с вами будем говорить, прекрасная Лариса?

Журналистка рассмеялась. Голос у нее был низкий, а смех – чуть хрипловатый. Она тряхнула рыже-каштановой гривой, по которой пробежала тяжелая волна.

– Александр Евгеньевич, я пришла к вам поговорить о коррупции, а вы меня расслабляете… Так не годится.

– Давайте будем говорить о коррупции, – с готовностью отозвался Павлов. – Вас интересует моя теория?

– Не только. Но начнем с нее, если не возражаете.

Лебедева достала блокнот и ручку, закинула ногу на ногу таким движением, что у Павлова дух захватило.

– Я исхожу из того, – начал не торопясь Александр Евгеньевич, – что человек, дающий взятку, испытывает острую нужду в конкретном действии со стороны должностного лица или просто государственного чиновника. Это действие, назовем его услугой, имеет в глазах данного человека определенную ценность, то есть потребительскую стоимость. И за эту услугу человек готов заплатить некоторую цену, не превышающую в его глазах указанную потребительскую стоимость. Эта мысль понятна?