ВОПРОС КРОВИ - Рэнкин Иэн

Она поднялась со стула.

— Ну будь по-твоему, если ты так говоришь.

Она стояла перед ним, когда он опустил руки, сдерживая крик от внезапно нахлынувшей острой боли. К койке направлялась сестра, говорившая что-то о перевязке.

— Я ухожу, — заверила ее Шивон и повернулась к Ребусу: — Ужасно думать, что ты мог сделать подобную глупость, а вдобавок подозревать, что это было ради меня.

Он лишь медленно покачал головой. Она повернулась и пошла к двери.

— Не теряй веры, Шивон, — бросил он ей вслед.

— Ваша дочка? — спросила сестра, занимая его разговором.

— Просто приятельница, коллега.

— Ваша работа как-то связана с церковью?

Ребус поморщился, когда она стала снимать один из бинтов.

— Почему вы так подумали?

— Вы что-то сказали о вере.

— В такой работе, как у меня, без веры не обойтись. Как, наверное, и в вашей, не правда ли?

— В моей? — Она улыбнулась, не отрывая взгляда от бинтов, — некрасивая деловитая коротышка. — Ну, прохлаждаться, ожидая, пока поможет вера, нам не приходится. Как это вас угораздило? — Она говорила о его обожженных руках.

— Обварился кипятком, — сказал он, чувствуя, как бусинка пота начинает катиться вниз по виску. «С болью-то я справлюсь, — решил он, — а вот как с остальным?» — Нельзя ли заменить бинты на что-нибудь полегче? — спросил он.

— Вы хотите получить возможность работать?

— Хочу получить возможность пить из чашки, не роняя ее. — «Или брать телефонную трубку», — подумал он. — А кроме того, наверняка имеется кто-то, кому эта койка нужнее, чем мне.

— Забота о других весьма похвальна. Посмотрим, что скажет доктор.

— И что это будет за доктор?

— Имейте капельку терпения, ладно?

Терпение: как раз на это у него не было времени.

— Может быть, к вам еще посетители заглянут, — прибавила сестра.

Вряд ли. Никто, кроме Шивон, не знал, что он здесь. Он попросил кого-то из персонала позвонить ей, чтобы она сказала Темплер, что он возьмет день, от силы два, по болезни. Но звонок этот заставил Шивон немедленно примчаться к нему. Наверно, он предвидел это: наверно, поэтому он предпочел позвонить ей, а не просто в участок.

Все это было вчера днем. А вчера утром он сдался и отправился в медицинскую часть. Там фельдшер, едва взглянув, велел Ребусу ехать в больницу. В «А2Е» Ребус отправился на такси, и ему было очень неприятно просить шофера самому вынуть деньги за проезд из его брючного кармана.

— Слыхали новость? — спросил таксист. — В школе пальбу устроили.

— Может быть, из газового пистолета?

Таксист лишь мотнул головой:

— Да нет, хуже, по радио сказали…

В «А2Е» Ребусу пришлось ждать очереди. Наконец ему сделали перевязку, ожоги оказались не столь глубокими, чтобы везти его в Ожоговый центр в Ливингстон. Но у него подскочила температура, так что было решено его госпитализировать, и машина скорой помощи отвезла его в Маленькую Францию. Он подозревал, что они сочли за лучшее приглядеть за ним, боясь шока или же опасаясь, не принадлежит ли он к тем, кто сам себе причиняет увечья. Может быть, поэтому они и держали его: ожидали, когда его сможет осмотреть психиатр.

Он подумал о Джин Берчилл — единственной, кто мог обнаружить его внезапное исчезновение из дома. Но в последнее время они охладели друг к другу — проводили вместе ночь раз в дней десять, перезванивались несколько чаще, иногда встречались за чашечкой кофе. Отношения их приобрели характер некоей рутины. Ему вспомнился его недавний короткий роман с медицинской сестрой. Интересно, не уехала ли она еще из городка. Можно было бы расспросить о ней, но как ее звали — выскочило из памяти. Он стал забывать фамилии. Однажды забыл о встрече. Ничего особенного — с годами это неизбежно. Но, выступая в суде, он все чаще ловил себя на том, что вынужден заглядывать в записи. Десять лет назад ему ни записей, ни плана выступления не требовалось. И говорил он увереннее, что всегда производило впечатление на присяжных — это и судейские ему говорили.

— Ну вот. — Сестра выпрямилась. Она наложила новую мазь и марлю на его руки, прибинтовав старыми бинтами. — Так удобнее?

Он кивнул. Кожа теперь не так горела, но он понимал, что это ненадолго.

— Еще болеутоляющего дать?

Вопрос был риторический. Она сверилась с табличкой в ногах его кровати. Еще раньше, после посещения туалета, он и сам взглянул на табличку. Там были записаны его температура и назначенные лекарства, больше ничего. Никакой зашифрованной информации, понятной только посвященным. Никаких следов объяснения, которое он сам предложил им во время первого осмотра.