Испытание воли - Тодд Чарлз

Леттис Вуд продолжала:

— Когда ее отец умер в начале 1915 года, она вернулась, чтобы заняться хозяйством.

— Наверное, это немалая ответственность.

— Да. Но больше некому было. Из работников остались либо слишком старые, либо слишком молодые.

Она посмотрела на свои руки, лежащие на коленях, тонкие и бледные.

— Я ей восхищалась. Я была в то время всего лишь школьницей и думала, что она настоящая героиня. Часть нашей военной мощи, выполняющая мужскую работу вместо того, чтобы быть в столице, рисовать, ходить на приемы и выставки.

— Остался ли у нее в Лондоне любовник?

Леттис покачала головой:

— Об этом вы должны спросить Кэтрин.

Ратлидж внимательно наблюдал за ней. Она перестала принимать успокоительные лекарства, в чем он не сомневался. Но все еще была не уверена в себе, будто удар от смерти опекуна лишил ее жизненных сил. Будто что-то раздирало ее изнутри на части, заглушая все эмоции, кроме печали, и она боролась сама с собой в попытке с этим справиться.

— Вы придаете этому важное значение. Почему же не хотите рассказать остальное?

— Я просто старалась объяснить, что она как бы повернулась другой стороной, демонстрируя великодушие. Она делает для меня то, что я не сделала для нее. — Леттис тяжело вздохнула. — Или посыпает соль на раны, за прошлое.

Ратлидж продолжал смотреть на нее, размышляя. Леттис вскинула подбородок, глаза ее вновь изменили цвет. Она не хотела казаться испуганной.

— Это не имеет отношения к Чарлзу. И разумеется, к капитану Уилтону тоже, — сказала она твердо. — Все это между мной и Кэтрин. Вроде… долга.

— Кажется, что ничего не имеет отношения к Чарлзу Харрису, не так ли? — Ратлидж поднялся. — Тогда почему вы не поехали тем утром кататься с вашим опекуном?

Леттис открыла рот, глотая воздух так, будто он ударил ее кулаком в живот. Но ничего не ответила. Потом, взяв себя в руки, спросила в свою очередь:

— Вы говорите мне, что он мог бы быть жив, если бы я поехала? Это слишком жестоко, инспектор, даже для полицейского из Лондона!

— У меня не было никакого намерения быть жестоким, мисс Вуд, — сказал Ратлидж мягко. — Во время нашего первого разговора вы сами, кажется, подчеркивали тот факт, что не поехали на прогулку в то утро. Я поинтересовался почему, вот и все.

— Я? — Ее черные брови нахмурились, и она покачала головой. — Я не помню, не знаю, в каком контексте могло сложиться такое впечатление…

— Когда я спросил вас, виделись ли вы с полковником после их ссоры с капитаном, вы ответили: «Я не ездила верхом в то утро», будто это было чем-то важным.

— Важным! Если бы он попросил меня, я бы поехала! Но я знаю… знала, как много значат для него эти утренние прогулки в одиночку, и думала, что все время… — Она замолчала, покачала головой, а потом, через минуту, воскликнула раздраженно: — Да сядьте же вы! Мы не можем ходить по комнате, как тигры в клетке!

— Я бы хотел поговорить с Мэри Саттертуэйт, перед тем как уйти, если позволите.

— Конечно, — холодно сказала Леттис, словно ей было все равно, и позвонила в колокольчик, молча наблюдая за ним, пока они ждали.

Хэмишу, ворчащему что-то в глубине сознания Ратлиджа, было нелегко с Леттис Вуд, его шотландскую душу беспокоили ее странные глаза и сила, которая исходила от них. Ратлидж обнаружил, что его тянет к ней против воли. Чувства, которые кипели внутри ее, каким-то образом совпадали с его собственными. Страстная женщина…

Когда Джонстон отозвался на звонок, она сказала:

— Инспектор хочет поговорить с Мэри. Пожалуйста, проведите его в кабинет.

Спустя пять минут Ратлидж оказался в милой комнате с видом на сад, лицом к лицу с женщиной лет тридцати, аккуратно одетой, чопорной и корректной. У нее были светлые волосы и бледно-голубые глаза, щеки розовели от волнения.

Ратлидж попросил ее рассказать о том, что она видела и слышала в момент ссоры, спускаясь вниз по лестнице, и Мэри с готовностью повторила почти дословно все то, что он уже слышал от Джонстона. Но ему нужно было больше.

— Вы не поняли, что было предметом ссоры?

— Нет, сэр. Не поняла.

— Было ли это похоже на ссору, которая могла привести к драке? Или к тяжелой обиде?

Мэри нахмурилась, пытаясь восстановить сцену в памяти.

— Они были очень рассержены, сэр. Их голоса были низкими, грубыми, понимаете, что я имею в виду? Я бы не узнала голоса капитана, если бы не видела его своими собственными глазами. Предмет ссоры не был пустяком — я никогда не видела их такими расстроенными. Но они ведь оба джентльмены, и дело никогда бы не дошло до драки, как бы далеко они ни зашли! — В ее словах была наивная уверенность, и Ратлидж поймал себя на том, что едва сдерживает улыбку.