Шестьдесят смертей в минуту - Троицкий Андрей

Кто-то наступил на спину каблуком сапога, стараясь задеть позвоночник, и Радченко в предсмертной тоске подумал, что жить ему осталось несколько минут.

– Дай я его… Эту падаль…

Дима в отчаянном прыжке оттолкнулся подметками от земли, ноги распрямились, как мощные пружины, руки разошлись в стороны, пальцы глубоко вошли в землю. В следующую секунду он оказался под брюхом «Жигулей». Сделал глубокий вдох и закашлялся от пыли. Слизывая кровь с потрескавшихся губ, он подумал, что дальше бежать некуда. Машину обступили с разных сторон. Кто-то, наклоняясь, заглядывал под днище и что-то говорил по-таджикски.

Вот под машину заглянул Эльдар. Он стоял на карачках и пялился на своего врага, обдумывая ситуацию. Машину они не перевернут. У Насруллы повреждено колено, он не может даже стоять. У Акбара сломан нос, он ничего не видит от боли. Да и три мужика, прибежавших на подмогу, не в лучшей форме. Один совсем обкуренный, глаза на переносице; другой и без курева еле ноги таскает, он болен туберкулезом, а третий – вообще доходной старик.

Эльдар поднялся на ноги и поманил к себе Акбара.

– Беги к кузнецу, – приказал он. – Скажи, моего брата… Нет, ничего не говори. Пусть мчит сюда со всех ног, машину будем переворачивать.

Свернувшись калачиком, Радченко поджал ноги к груди и замер в тоскливом ожидании смерти.

Начальник поселкового отделения внутренних дел капитан Кирим Урузбеков, как и полагается милиционеру, узнавал о происшествиях на вверенной ему территории одним из последних. Глинобитный дом, где помещалось отделение милиции, находился на дальнем краю поселка.

Технику, два старых «уазика» и мотоцикл «Урал» с коляской, Урузбеков гонять по разбитым дорогам не любил, потому что экономил горючее для личной автомашины. Телефонной связи можно неделями дожидаться, а наладят телефон, так непременно вырубят электричество. Сиди целыми днями в отделении и жди, когда сорока на хвосте весточку принесет.

Но сегодня традиция была нарушена. Урузбеков направлялся на службу от одной своей знакомой, жены бригадира плотников, которые на все лето уехали шабашить в город. У Валентины он провел ночь и все утро и теперь пребывал в умиротворенном настроении. Служебный «уазик» защитного цвета с желтой полосой на кузове неспешно переваливался с кочки на кочку.

На развилке дорог капитан свернул направо, к отделению, но тормознул, вспомнив, что в магазин обещали завезти «Резеду». Одеколоном милиционер растирался, спасаясь от кровососущих насекомых. Забористый дух «Резеды» отпугивал даже розовых клещей, которых ничем не отгонишь. Делать крюк по такой жаре не хотелось, но остаться без одеколона – сущее наказание. Урузбеков вывернул баранку и поехал к площади.

Окажись он на месте минутой позже, все было бы кончено. Возле «Жигулей» уже переминался с ноги на ногу кузнец, готовый перевернуть машину. За его спиной стояли несколько мужчин, вооруженных кольями и хлыстами. За спинами мужчин толпились женщины. Набралось человек двадцать с лишним. И люди все подходили, теснили тех, кто стоял сзади, и пересказывали друг другу случившуюся историю.

Урузбеков пошел напролом, как танк, растолкал плечами женщин и мужчин, выслушал сбивчивый рассказ Эльдара, глянул на разбитые физиономии его друзей и усмехнулся. Одернув мундир, приказал кузнецу громко и внятно, чтобы все слышали:

– Осади малость. Три шага назад, я тебе говорю!

Капитан, мужчина видный и силой не обиженный, слегка оттолкнул сначала кузнеца и затем Эльдара. А когда по толпе прошел недовольный ропот, обложил собравшихся русским матом и пообещал всех перестрелять, как собак, если кто позволит себе самоуправство и только пальцем тронет гражданина подозреваемого.

– Осади, я сказал! – орал он. – Всем три шага назад! Для дураков повторяю: три шага назад! Марш!

Ропот стих, люди отступили. Капитан нагнулся и, заглянув под днище «Жигулей», коротко скомандовал:

– Вылезай, тебе говорят.

Радченко минуту лежал неподвижно. До прихода кузнеца его пытались извлечь из-под машины, тыкая палкой в бока. Палку он вырвал из рук нападавшего и засветил тому в морду, но тут же появилась другая палка, длинная, с острым концом, и экзекуция продолжилась.

Возня под машиной отняла последние силы. Сейчас нос и глотка были заложены мелкой пылью и сгустками крови, а язык, шершавый и распухший, вываливался изо рта и отказывался шевелиться. Глядя на капитана, Дима что-то промычал в ответ, потому что человеческих слов не нашел, да и произнести их не смог бы.