Китаец - Манкелль Хеннинг

— Пожалуй. Настроение у меня слегка мрачное. Но вероятно, порой надо быть мрачным.

Оба умолкли. Биргитта ждала, что он повернется к ней. Но нет.

Не можем пока, разочарованно подумала она, одновременно недоумевая, почему сама не в состоянии сделать то, чего не сделал он.

— Нам бы стоило уехать куда-нибудь. К тому же кой-какие разговоры лучше вести при свете дня, а не на сон грядущий.

— Может, надо бы отправиться в паломничество, — сказала она. — В Сантьяго-де-Компостелу, по всем правилам. Набить рюкзаки камнями, каждый камень — проблема, с которой мы боремся. А найдя решение, будем выкладывать камни на обочину.

— Ты серьезно?

— Конечно. Не знаю только, выдержат ли мои колени.

— От слишком тяжелой ноши можно заработать пяточные шпоры.

— Это что за штука?

— Какая-то неприятность с пятками. Один из моих друзей заработал. Тюре, ветеринар. Здорово намучился.

— Надо стать паломниками, — пробормотала она. — Но не сейчас. Сперва я посплю. И ты тоже.

Наутро Биргитта позвонила врачу, удостоверилась, что повторный визит через пять дней остается в силе. Потом убрала дом, а на пакет с дневниками только взглянула мимоходом. Поговорила с детьми насчет праздника-сюрприза для Стаффана по случаю дня рождения. Все согласились, что идея хорошая, и она обзвонила друзей, пригласила всех. Несколько раз послушала новости из Худиксвалля. Информация, проникавшая из осажденного полицейского управления, была весьма скудной.

Лишь под вечер она села за письменный стол и нехотя достала дневники. Теперь у них есть обвиняемый в убийстве, и она чувствовала, что ее собственные версии утратили важность. Она отыскала страницу, где кончила читать.

Зазвонил телефон. Карин Виман.

— Я просто хотела узнать, что ты благополучно добралась до дома.

— Леса в Швеции бесконечные. Странно, что люди, живущие там в потемках, не обрастают хвоей. Я боюсь елок. Они меня угнетают.

— А лиственные деревья?

— С ними полегче. Но больше всего мне сейчас хочется открытых полей, моря, горизонтов.

— Приезжай сюда. Перебирайся по мосту. Твой звонок разбудил воспоминания. Мы становимся старше. И старые друзья вдруг предстают как драгоценности, которые нужно сохранить. В наследство от мамы мне досталось несколько красивых стеклянных ваз. Ценные, из Оррефорса. Но что они значат по сравнению с друзьями.

Заманчивая идея, подумала Биргитта Руслин. Она ведь тоже собиралась позвонить Карин Виман.

— Когда у тебя найдется время? Я сейчас на бюллетене, плохой анализ крови, повышенное давление.

— Не сегодня. Может, завтра.

— Ты не преподаешь?

— Я все больше занимаюсь научной работой. Студентов люблю, но они меня утомляют. Интересуются Китаем только потому, что надеются там разбогатеть. Китай — наш теперешний Клондайк. Мало кто стремится поглубже узнать огромную Срединную империю с ее невероятно драматичной историей.

Биргитта подумала о дневнике, который лежал перед ней. Там между строк тоже подразумевался этакий Клондайк.

— Остановишься у меня, — продолжала Карин Виман. — Мои сыновья дома почти не бывают.

— А муж?

— Он же умер.

Биргитта готова была откусить себе язык. Как она могла забыть? Карин Виман овдовела лет десять назад. Ее муж, красивый парень из Орхуса, закончивший медицинский, умер от скоротечной лейкемии в сорок лет с небольшим.

— Мне очень стыдно. Извини.

— Ничего. Ну как, приедешь?

— Завтра. И поговорить хочу о Китае. О старом и о новом.

Она записала адрес, договорилась о времени и поняла, что радуется встрече с Карин. Когда-то они были близкими подругами. Потом жизнь развела их в разные стороны, связь все больше слабела, телефонные звонки становились все реже. Биргитта Руслин присутствовала, когда Карин получала докторскую степень, и даже слушала в Копенгагенском университете ее лекцию по случаю вступления в должность. Но Карин никогда не сидела в зале суда, когда она председательствовала.

Собственная забывчивость напугала ее. Откуда такая рассеянность? Долгие годы работы судьей, сосредоточенность на защитительных речах и свидетельствах натренировали внимание. И вдруг напрочь забыла, что муж Карин умер десять лет назад!

Она стряхнула недовольство и начала читать открытый дневник. Медленно покинула зимний Хельсингборг и шагнула в пустыни Невады, где мужчины в темных широкополых шляпах или в пристроенных на голове носовых платках нечеловеческими усилиями тянули рельсы на восток, метр за метром.