Знак шпиона - Троицкий Андрей

Колчин плотно закрыл двери балкона, но посторонние звуки не исчезли. Казалось, где-то совсем близко поскрипывает рассохшийся паркет, слышится чье-то дыхание. Бороться с этим наваждением не было возможности. Он поднимался на ноги, выглядывал в коридор. Верхний свет на ночь выключали, светила лишь тусклая лампочка возле самой лестницы. Колчин возвращался на диван, ждал неизвестно чего и от скуки перезванивался с Нестеровым. Затем пил воду из бутылки, высовывался в коридор, курил и снова ждал, утешая себя мыслью, что все в этой жизни относительно. Нестерову, который дежурил в машине перед крыльцом гостиницы, совсем тоскливо.

Под утро навалилась сонливость, чтобы побороть её Колчин двадцать раз отжался от пола, встал на ноги и принялся расхаживать по комнате. Злоупотреблять сейчас кофе и сигаретами нельзя, иначе через некоторое время наступит апатия, побороть которую будет ещё труднее. Колчин мерил шагами пространство комнаты и слушал звуки дождя. Спать расхотелось около четырех утра, он снова почувствовал себя свежим и бодрым. Перед рассветом гроза стихла.

В семь тридцать в дверь постучали условным стуком. Колчин повернул ключ в замке, пропустив в номер Нестерова, который выглядел помятым и несвежим.

– Нам повезет следующей ночью, – сказал Нестеров.

– Не сомневаюсь, – буркнул Колчин. – Если, конечно, наше логическое построение не ошибочно.

– У тебя что, плохое настроение?

– Ты прав. У меня плохое настроение, – кивнул Колчин и хотел добавить «и плохое предчувствие», но промолчал.

– Я смоюсь на пару часов с твоего разрешения? Надо посмотреть, как чувствует себя Висенти. А заодно уж позавтракать, принять душ и побриться.

– Езжай. Но через два часа будь здесь. Потому что я сам хочу жрать.

Нестеров ушел, оставив на столике вчерашний выпуск «Таймса».

Лиссабон, район Алвалад. 1 ноября.

«Опель» остановился неподалеку от дома, где жила мать Джейн Уильямс и её отчим. В газетном киоске Дьяков купил почтовый конверт и тощий блокнотик. Устроившись на пустой скамейке у автобусной остановки, вырвал из блокнота пару листков листок, перегнув их пополам, засунул в конверт и заклеил его.

Квартал был застроен муниципальными домами, построенными в незапамятные времена. Здесь селились в основном мелкие рыночные торговцы и рабочие из порта. Дьяков и Сержио прошагав три сотни метров, очутились перед шестиэтажным зданием, обшарпанный фасад которого прятали разросшиеся перед домом высокие каштаны. Лифт не работал, поэтому спутники пешком поднялись на пятый этаж, остановились на лестничной площадке, стены которой с полу до потолка были испещрены непотребными рисунками и ругательствами. Здесь было темно, пахло как в погребе, сыростью и плесенью, на улицу выходило маленькое заплеванное окошко. На площадке две двери, обе деревянные, в каждой врезан глазок. Дьяков посмотрел на часы: без четверти восемь. Воскресный день, значит, на работу спешить не надо, и жители могут позволить себе досмотреть до конца сладкие утренние сны. Тем лучше.

Он полез в карман, достав мятую двадцатку, протянул её Сержио. Мальчишка, посмотрев купюру на свет, аккуратно сложил её и сунул в задний карман штанов.

– Это только аванс, – Дьяков заговорил шепотом. – Сделаешь, что я скажу, получишь ещё пятьдесят баксов. Понял?

– Пятьдесят? – парень облизал сухие губы. – А что нужно делать?

– В этой квартире, – Дьяков показал пальцем на дверь, – живут родители моей жены. Старика зовут Антонио, а его жену Юлия. Они меня не очень любят. Хотят, чтобы их дочь меня бросила и женилась на одном местном проходимце. Он старый и очень богатый, у него большая торговля возле самого порта.

– Но вы тоже богатый, раз платите такие деньги ни за что, – вставил Сержио. – Разве нет?

– Господи… Он богаче, в сто раз богаче, если тебя это интересует. Сейчас я позвоню и спрячусь, потому что мне дверь не откроют, даже если я буду барабанить в неё до самого вечера. Кто бы не вышел на звонок, старик или старуха, ты скажешь, что принес письмо от Джейн. Она не может заехать сама, но просит написать ответ.

Дьяков вытащил и протянул парню запечатанный конверт.

– Но ведь вы ничего не написали, там пустые бумажки, – Сержио повертел конверт в руках.

– Ты очень догадлив, мой юный друг, – ответил, теряя терпение, Дьяков. – Конверт и письмо, якобы написанное их дочерью, это лишь предлог. Мне нужно войти в квартиру и поговорить со стариками по душам. Просто поговорить. Сказать несколько теплых слов. Объяснить им, что я не так уж плох. Ничем не хуже того торговца. Возможно, эти люди поймут меня и не станут ломать хрупкое семейное счастье. Теперь дошло?