Дело Кирсанова - Вилье Жерар де

На другом конце провода долго молчали, потом Кирсанов спросил:

— А как же с «Дон-Кихотом»?

— Что же поделаешь!

— Деньги?

— Потолкуем об этом, когда вы будете в безопасности.

Русский напрягся:

— Нет, сейчас. Вы даете мне сколько обещали?

— Я не...

— Очень хорошо, — перебил Кирсанов. — О моем отъезде поговорим, когда вы будете знать наверное. Я вам не верю. Просто вам не хочется раскошеливаться.

Джеймс Барри думал, что ему не удастся сдержать приступ бешенства.

— Но послушайте! Что вы будете делать с вашими деньгами, когда угодите на Лубянку?

Ответа не последовало: Григорий Кирсанов положил трубку.

Американец грохнул кулаком по столу, его складчатый подбородок дрожал от ярости. Кирсанов воспринял известие отнюдь не так, как он ожидал. Либо он был невиновен, либо до него не дошел смысл происшедшего, либо некая могучая побудительная причина вынуждала его пренебречь опасностью совершенно очевидной. В довершение всех бед ЦРУ было связано по рукам и ногам. Рухнул аварийный вариант, рухнуло все. Оставалось лишь надеяться, что перебежчик пожелает напомнить о себе. Вне себя от бешенства, Джеймс Барри надавил клавишу интерфона и сказал:

— Боб, отправляйтесь в «Риц» за нашим другом.

* * *

— У меня нет никакой возможности связаться с Исабель дель Рио в Севилье, — возразил Малко, — а это чревато новыми осложнениями. Правда, она в любом случае вернется послезавтра, а тогда и Кирсанов объявится вновь.

Это как в покере. Ему ведь тоже деваться некуда, и виной тому — ока.

Джеймс Барри вяло кивнул.

— Я все-таки узнаю номер ее севильского телефона через наше доверенное лицо. Не нравится мне вся эта история.

— Только бы испанцы не переусердствовали! — вздохнул Малко. — Если Кирсанова официально объявят главным подозреваемым, для нас все будет кончено.

* * *

Поставив машину, по своему обыкновению, во втором ряду у советского посольства, Григорий Кирсанов еще не остыл от гнева.

Несмотря на его резкость в разговоре с Джеймсом Барри, все у него внутри оцепенело от ужаса. Он никак не ожидал, что испанцы доберутся до него.

Если только Анатолий Петров проведает об этом, его песенка спета. Старый аппаратчик ненавидел его и даже если не поверит в его виновность, непременно воспользуется случаем, чтобы погубить его карьеру, потребовав его отзыва в Москву. И, в довершение несчастий, Исабель дель Рио не было в городе!

— Григорий Иванович! — послышался вдруг зычный голос.

Кирсанов вздрогнул от неожиданности и обернулся. Около него стоял круглолицый, вечно улыбающийся кинооператор Петр, работавший в агентстве ТАСС. В прилипшей к потному телу рубашке, он сгибался под тяжестью аппаратуры. Григорий угощал его иногда водкой и сигарами, знакомил с молоденькими испанскими звездами, жаждавшими сердечного тепла, так что Петр души в нем не чаял.

— А, Петя! Как жизнь? — рассеянно бросил Григорий.

Кинооператор подошел и сложил на асфальт свою аппаратуру.

— Сдохнуть можно от этой жарищи! — со вздохом пожаловался тот. — Послушай, окажи мне услугу!

— Пожалуйста, а что такое?

— Видишь ли, дело какое, — начал киношник, понизив голос, — захвати перед отлетом в Москву письмецо к одной бабочке. Неохота, понимаешь, чтобы в КГБ прочитали эту ахинею. Тебе-то волноваться нечего!

Григорий с искренним удивлением уставился на приятеля.

— Откуда ты взял, что я лечу в Москву?

Киношник подмигнул.

— Летишь, летишь! Мне сказал шофер этого парня из зала «Зенит». Они сегодня утром получили распоряжение из Центра. Тебя вызывают на совещание, дня на три-четыре. Везет же людям!

Кирсанов почувствовал, что бледнеет. Ему стоило нечеловеческих усилий скрыть свой страх. Он-то прекрасно знал, что значат пресловутые вызовы в Москву! Сам не узнавая свой голос, он выдавил из себя:

— Конечно, конечно... Я возьму твое письмо... Принесешь мне в «Новости».

Радостный Петр распрощался с ним. Кирсанов стоял посреди тротуара, не зная, что делать, холодея от ужаса. С этой минуты за ним начинала охотиться одна из наиболее могущественных организаций в мире, в которой он сам состоял. Им владело единственное желание: бежать во весь дух к американцам и просить у них защиты.

Не ставя им никаких условий.

Он посмотрел на бело-зеленое здание посольства. Свет прожекторов заливал серый бетон эспланады. ГУЛАГ. У него не было уверенности в том, что, войдя туда, он так же свободно выйдет оттуда.