Знак шпиона - Троицкий Андрей

Из «Маленькой розы» вышли спокойно, не встретив в коридоре и на темной лестнице никого. Пересекли улицу.

Первым тащился племянник хозяина, он ставил ноги осторожно, словно ступал не по мостовой, а по минному полю. Голова, принявшая на себя удар кирпича, кружилась и болела, эта боль спускалась по спине, по пояснице и почему-то отдавала в левую ногу, сделавшуюся вялой и непослушной. Гойзман плелся следом, отставая на пару шагов.

Колчин, сидевший на водительском сидении «ягуара», при появлении гостей выбрался из салона и помог Гойзману устроиться на переднем кресле. Племянника затолкали на заднее сидение, Донцов сел рядом с ним. Машина сорвалась с места. Хозяин «Маленькой розы» меланхолично наблюдал, как за стеклом мелькали светофоры, перекрестки, трущобы Ист-Энда, грязные неосвещенные улицы, застроенные трехэтажными домами, заборы и помойки. Дождь заливал ветровое стекло, машина ехала быстро, Гойзман, как ни старался, не смог запомнить маршрута.

Когда «ягуар» заехал в трущобную часть английской столицы, где Гойзман ещё ни разу не бывал, настроение сделалось совсем тоскливым, перебороть эту тоску не хватало душевных сил. Казалось, что он больше никогда не ляжет в постель с молодой женой, красивой и горячей еврейкой, потому что погибнет сегодняшней ночью от пули. После смерти мужа Катя Бланш, женщина слишком непоседливая, жадная до приключений, перемены мест, наверняка не станет долго грустить о потери немолодого супруга. Снимет траурный платок, продаст драгоценности, полученные в подарок от Гойзмана. И свяжется с каким-нибудь прохвостом, нищим и молодым. Омерзительно молодым. Разделит супружеское ложе с альфонсом, который неделю-другую побалуется с Катей здесь, в Лондоне, а потом повезет её на испанские курорты, где поможет женщине спустить все деньги, вырученные за цацки с бриллиантами.

Парочка профукает все до последнего пени за месяц или полтора. А потом, когда хилый денежный ручеек совсем иссякнет, новый друг жены, чтобы немного заработать и продлить свое безбедное существование, продаст Катю Бланш в подпольный публичный дом, ведь официальная проституция в Испании запрещена законом.

Это последняя мысль окончательно доконала Гойзмана.

Он вспомнил, что в домах терпимости низкого пошиба есть что-то вроде планового задания, так сказать, валовых показателей, разнарядки. За вечер и ночь девочка должна обслужить десятка полтора моряков, торговцев с рынка и прочую шантрапу. Гойзман живо представил себе красавицу жену, обосновавшуюся в маленькой убогой комнате дома терпимости где-нибудь в портовом испанском городке. Стены, обклеенные порнографическими плакатами, окно, выходящее на помойку, тучи мух и грязь. Запах нищеты, человеческих экскрементов и венерических болезней.

А Катя, в прозрачной рубашке и чулочках сидит на продавленной железной койке, опустив глаза. Она ждет, когда клиент, какой-нибудь мелкий торговец, который ей годится в отцы, грязный испанец, весь заросший волосами, словно обезьяна, наконец закончит раздеваться. Спустит с себя несвежие кальсоны и справит удовольствие. Эта душераздирающая картина была такой зримой, что причинила физическую боль. Он смежил веки и тихо застонал.

Путешествие по ночным улицам закончилось через четверть часа или того быстрее. «Ягуар» остановился на каком-то пустыре.

– Теперь поговорим, – сказал Донцов, сидевший за спиной Гойзмана. – Ходаков убит?

Гойзман почувствовал кожей холодок ствола, приставленного к затылку.

– Он жив, – Гойзман облизал сухие губы.

– Где Ходаков?

– Я все расскажу, – Гойзман пустил слезу, но спохватился и быстро передумал плакать. Тут слезами никого не разжалобишь, только сырость разведешь. – Послушайте… Только давайте сразу договоримся…

– Где сейчас Ходаков? – Донцов больно ткнул в затылок дулом пистолета. – Отвечай. Иначе… У меня под сиденьем есть ещё один кирпич. Лично для тебя.

– Ваш друг в надежном месте, – Гойзман, спросив разрешения, вытащил сигареты. Руки дрожали, огонек зажигалки гас, удалось прикурить только с третьей попытки. – Это примерно в тридцати милях от Лондона.

– Где именно?

– Это недалеко от городка Стевенейдж. На подъезде к нему есть ферма, где разводят тонкорунных овец. Управляющий – мой старший брат Натан. И его отец, – Штейн обернулся и показал пальцем на племянника. – Ходакова держат в подвальном помещении, его хорошо кормят, даже газеты дают. Наконец, он здоров. И это главное.