Смерть на брудершафт (фильма 5-6) - Акунин Борис

– Никого.

– Ты отлучился и оставил Учительницу без присмотра? Почему?

– Потому что я за ней не присматривал.

Калинкин нынче был странный. Лоб выставил вперед, словно бычок, затеявший бодаться. Губы сжаты. Глаза сверкают.

– Я еще ночью хотел тебе сказать, но ты отмахнулся и исчез… Надо было догнать, но я смалодушничал. До утра собирался с духом… В общем, я тебе вот что хочу сказать. – Не похожий на себя прапорщик теперь выпятил подбородок. – Я отказываюсь подглядывать за Мавкой. Потому что это низко. Во-первых, она никакая не шпионка. А во-вторых… Я на ней женюсь. Вот!

Последние слова он выпалил единым залпом и, густо покраснев, уставился на Романова, потерявшего дар речи.

– Она ни в чем не виновата, – с нажимом продолжил Вася. – Я за нее ручаюсь. У меня есть это право после… после того, что у нас с ней было.

– А? – поперхнулся Романов. – Было? Когда?

– Вчера днем. Я потому и послал вместо себя Сливу. Чтобы не быть перед ней подлецом после… ну, этого. А потом понял, что все равно это скверно. Следить за своей невестой я сам не буду и никому не позволю!

Алеша бешено затряс головой, чтобы скинуть проклятое оцепенение.

– Погоди, – холодея сказал он. – Я правильно понял? Ты ночью возле ее дома не дежурил? Вообще?

Минувшей ночью

Зря Романов, поджидая Васю, демонстративно прохаживался с папиросой около Мавкиного дома. Она не смотрела в окно. Она сидела там же, где он ее оставил, погруженная в задумчивость.

Всё на свете оказывалось не таким, как ей раньше представлялось. Во всяком случае, многое. Этой ночью она изменилась. Мир изменился. Жизнь изменилась. Всё изменилось.

В плохую сторону.

И мир, и жизнь, и сама Мавка утратили незамутненную ясность. Что с этим делать, непонятно. Но так, как раньше, уже не будет, это очевидно.

Просидев у стола час или даже больше, Мавка наконец поднялась. Накинула на плечи шаль.

Нужно идти к Опанасу.

Днем она летела к нему как на крыльях. Теперь шла, будто на казнь.

Это не помешало ей проверить, нет ли слежки.

Слежки не было. Ни возле дома, ни снаружи – Мавка нарочно попетляла по улицам.

Еще один балл в пользу подпоручика Романова, подумала она в школьных терминах. Его оценка повышается с «хорошо» до «отлично». Как странно: тот, кого ты считала жалким клопом, оказывается живым человеком, способным на сильные поступки. Из-за этого случившееся стократно ужасней. Такую занозу из памяти легко не выдернешь.

Она спохватилась, что терзается не из-за главного – не из-за своего провала, а из-за ерунды, мелочи. Подумаешь, кто-то с кем-то поскрипел кроватными пружинами – к Делу это не имеет никакого отношения.

Но для меня имеет, ответила себе она. И для Опанаса. Не то, что «поскрипела», а что заноза в сердце осталась. Как ему об этом рассказать? Но и умолчать нельзя…

Через подземный ход она шла на подгибающихся ногах, готовая ко всему. Сейчас он спросит… Нет, просто взглянет на нее, и всё сразу поймет. Упреков, конечно, не будет. Он ведь сам ей это поручил. Можно представить, чего стоило ему ожидание…

Дойдя до погреба, Мавка остановилась, чтобы собраться с силами. Она знала, как всё произойдет.

Опанас выслушает ее отчет. Сухо поблагодарит за важные сведения. Обязательно скажет что-нибудь про ее самоотверженность и про то, как сильно она помогла Делу. Наверное, еще и руку пожмет. Этого рукопожатия она страшилась больше всего. Оно будет означать, что главное меж ними кончено. Навсегда…

Наверху откинулся квадратный люк, вниз пролился неяркий свет.

– Нимец, ты? – донесся тихий голос Опанаса.

– Это я…

Он быстро спустился по лесенке, прикрыв за собой дверцу. В руке у него была керосиновая лампа, за поясом револьвер.

– Почему ты? Я же запретил…

Она молчала, опустив глаза.

Сейчас спросит: «Было?»

– Черт тебя подери! Я ведь предупредил, тебе здесь появляться нельзя! За тобой слежка!

– Нет слежки. Я проверила…

Опанас раздраженно взял ее за подбородок, поднял лицо к свету. Сейчас увидит глаза, и всё поймет…

Она зажмурилась.

– Что ты молчишь? – нервно сказал он. – Я тут, как на иголках… Ты раскусила Романова? Что он за фрукт? Простак или хитрец? И почему не пришел Нимец?

Ему наплевать! Он об этом и не думал!

Мавка открыла глаза и увидела, что не ошибается. Терзающийся ревностью мужчина так не смотрел бы. Во взгляде Опанаса читались лишь нетерпение и требовательность.