Фурия из Белфаста - Вилье Жерар де

Испугавшись, что она разбила себе голову, Малко ослабил хватку и тревожно окликнул:

– Маурин!

Со стремительностью нападающей кобры она выбросила руку к его лицу и ткнула ему большим пальцем в левый глаз. Малко вскрикнул от боли и, рассвирепев, схватил ее запястья. Рукопашная возобновилась.

Но Маурин слабела. Разъяренный Малко распростерся на ней, красная пелена застилала ему глаза. Внезапно от близости крепкого упругого тела в нем пробудилось желание. Ему почудилось, что он вновь оказался в поместье ирландки, как несколько дней назад.

Но на этот раз, словно затем, чтобы дать ему сильнее чувствовать свое презрение, Маурин не делала ни малейшей попытки сопротивляться. Ему представилась вдруг широкая кровать посреди спальни, бутылка «Дом Периньона» и, главное, покой.

Но они лежали на голом цементном полу недостроенного дома.

Он подумал, что никогда уже больше не увидит Маурин, и произнес ее имя. Она молчала и лежала, точно неживая. Одной рукой он медленно отвел монашескую рясу, ощутил теплую гладкую кожу бедер, скользнул выше. Лоно Маурин было сухо и горячо.

Она не противилась, когда он как можно осторожнее погрузился в нее.

Малко забыл, где находится, забыл об опасности. Так или иначе ему нужно было избавиться от нервного напряжения.

Когда он извергся в ней, ему показалось, что ее плоть сжала его, но, может быть, ему просто почудилось. Он приподнялся, привел в порядок свою одежду и встал. В темноте белели ноги Маурин. Малко подобрал пистолет, вздрогнул, заслышав шум в коридоре, и обернулся, готовый стрелять. Помещение озарилось светом сильного ручного фонарика. Маурин вскочила с быстротой молнии. Сноп света ослепил их, и голос Конора Грина произнес облегченно:

– А, вы здесь!

Он подошел со словами:

– Вы не предупредили меня, что она будет стрелять. С ума сойти! Пуля пролетела в трех сантиметрах!

– Весьма сожалею.

– Не вы же пытались меня застрелить, а вот эта ненормальная! – вскипел американец.

Маурин сделала такое движение, словно хотела кинуться на помощника консула. Малко удержал ее, мягко промолвив:

– Маурин, нам нужно поговорить!

Она процедила сквозь зубы:

– Мне плевать на то, что вы собираетесь мне сказать. Выдайте меня «поросятам». Я сбегу и убью вас!

Эти речи были исполнены такой решимости, что Малко устрашился задним числом. Когда женщины берутся за политику, они становятся опаснее мужчин.

– Маурин! – начал Малко. – Вам известно, в чем я обвиняю Тревора Мак-Гуайра? Так это не вымысел. Он выдал властям всех ваших друзей.

– Вы – гнусный лжец!

Неподвижная в конусе света, в неуместной здесь черной рясе, она казалась живым воплощением ненависти.

– Я могу представить вам доказательства. Могли бы вы узнать его голос?

Маурин упрямо молчала. Малко подошел ближе.

– Я докажу вам, что не лгу. Сейчас мы пойдем втроем слушать магнитофонную запись. К англичанам...

Она зло рассмеялась:

– Ну, разумеется! Полюбуетесь, как они будут меня пытать...

Малко обернулся к Конору Грину:

– Вы один?

– Да.

– Вот видите, – продолжал Малко. – Если бы я хотел выдать вас англичанам, весь Особый отдел был бы здесь... Соглашайтесь! На вас будет маска, никто вас не узнает. А потом вы уйдете. Даю вам слово.

– Эге! – вмешался Конор Грин. – Вы...

– Даю вам слово, – повторил Малко.

Впервые лицо Маурин немного смягчилось, но она сейчас же спохватилась.

– Сила – на вашей стороне, – последовал презрительный ответ. – Делайте как знаете.

Она часто мигала, ослепленная светом фонарика, и походила на наказанного ребенка. Малко взял ее под руку, а Конор Грин подобрал автомат Калашникова.

– Пошли, – сказал Малко.

* * *

Малко всматривался в два отверстия на маске. Глаза Маурин были неподвижны, зрачки расширены. Она слегка склонила голову, вероятно, чтобы лучше слышать записанные на пленку слова.

Не считая звучащей записи, в маленьком кабинете майора Джаспера стояла полная тишина. Было два часа ночи. Им стоило немалых усилий разыскать британского офицера и вырвать у него обещание, что Маурин беспрепятственно выйдет из здания лисбернской штаб-квартиры. За все это время ирландка не сказала ни слова и послушно выполняла все, что ей говорили, двигаясь, точно во сне. Словно в ней лопнула главная пружина. И вот она слушала, не шевелясь, сложив руки на коленях. Все телефонные сообщения предателя были записаны подряд на одну пленку, разделяемые лишь щелчками повешенной трубки... В эту самую минуту низкий, с присвистом, голос объяснял, где находится Джеймс Файнген, один из наиболее старых вождей ИРА, чей арест произвел в свое время замешательство в организации.