Знак шпиона - Троицкий Андрей

Особо выделив последнюю фразу, Радченко выразительно посмотрел на парней корреспондентов. Те сделали вид, что не услышали реплики.

– И в журналистике вы далеко не новичок, – продолжил Радченко. – Вас пригласили работать в ИТАР-ТАСС, значит, вы чего-то стоите. Ну, куда же подевались все ваши навыки?

– Понимаете ли, малый жанр, то есть жанр заметки, мне трудно дается, – ответил Колчин. – В газетах я делал крупные, на всю полосу, очерки. На экономические или социальные темы. Я мастер большого жанра. А заметки писал… Ох, даже не помню, когда это было. Вот теперь приходится вспоминать забытое старое.

– Так вспоминайте же скорее.

Радченко вздохнул, отвернулся к компьютеру и принялся переписывать заметку о строителях, зло поглядывая на Колчина. Но тот уже ковырял новую заметку, посвященную юбилею кондитерской фабрики.

В августе Колчин, дожидаясь проверки своих бумаг и оформления визы в английском посольстве, проходил стажировку в Главной редакции иностранной информации, что на четвертом этаже. Там работали люди, которые привыкли мало болтать о пустяках, не задавали своему новому сослуживцу лишних вопросов и не предлагали выпить пива после работы, потому что такова была давняя традиция той редакции, её неписаный закон. На седьмой этаж Колчина перевели позднее, чтобы он окончательно вошел в курс дел, научился клепать заметки и освоил специфический в своем примитивизме стиль телеграфного агентства. Работники московской редакции оказались людьми острыми на язык, разговорчивыми, они не стеснялись вопросов о прошлом Колчина, его личной жизни, увлечениях и вкусах.

Но он основательно подковался, чтобы участвовать и не засыпаться в этой викторине.

Глубокое прикрытие, легенду, по которой теперь жил Колчин, разрабатывал подполковник Беляев и сотрудники ФСБ, специалисты по таким вопросам. Легенда выдерживала любую проверку на прочность. За основу взяли биографию некоего Авдеева, журналиста, тезки и одногодка Колчина, имеющего со своим прототипом некоторое внешнее сходство.

Пятнадцать месяцев назад, позапрошлым летом, труп Авдеева, замаскированный сломанными ветками, обнаружила местная жительница, пенсионерка, в кустах возле железнодорожной платформы «Наро-Фоминск» в Подмосковье. Погода стояла жаркая, тело пролежало в укрытии около трех суток. По мнению экспертов, смерть наступила от жестоких побоев, которым подвергся Авдеев. Ему сломали верхнюю челюсть, нос, несколько ребер. От ударов ногами лопнули селезенка и правая почка. Смертельными оказались несколько ударов в височную область, нанесенные каким-то тяжелым продолговатым предметом, монтировкой или куском арматуры. Поскольку денег, ценных вещей и документов не обнаружили, следователь железнодорожной прокуратуры, пришел к выводу, что убийство совершено из корыстных мотивов.

Нетрезвого человека, как показала экспертиза, преступники просто забили до смерти, а затем спокойно выпотрошили его карманы и даже сняли с ног кожаные сандали. Установить личность погибшего помог клочок бумаги, завалявшийся за подкладкой ветровки. На листке были накарябаны имя и нарофоминский телефон какой-то Елены Петровны Зайцевой, как выяснилось позже, сорокалетней разведенной женщины, с которой Авдеев за полтора месяца до гибели познакомился на Киевском вокзале в Москве. А позднее вступил в интимные отношения, даже обещал жениться. На последней электричке он ехал в Наро-Фоминск к любовнице, чтобы провести в её однокомнатной квартире на окраине города предстоящие выходные.

Видимо, случайные попутчики, с которыми Авдеев очутился в одном вагоне, убили его, когда поезд прибыл на конечную остановку. Затем волокли труп по путям, и, спрятав в овраге, замаскировав ветками. Зайцеву несколько раз тягали на допросы в железнодорожную прокуратуру. Она показала, что Авдеев по профессии журналист, сотрудничал в каких-то областных газетах, а теперь жил на съемной квартире в Москве и пытался устроиться на работу в столице. Ничего путного из этой затеи не получалось, ставки корреспондентов в приличных изданиях заняты, а новые вакансии не светили. Авдеев перебивался случайными заработками и, возможно, смог бы как-то существовать на эти копейки, если бы не его пристрастие к бутылке.

Чтобы сэкономить на квартирной плате, он планировал перебраться к Зайцевой в Наро-Фоминск, уже назначили день переезда. Но не сбылось. Забрать труп из судебного морга, оплатить похороны Елена Петровна отказалась категорически. Мол, чувства чувствами, но сама живу на мизерную зарплату технолога молочного комбината, и хоронить каждого мужика, с которым знакома без году неделю, простите, не в состоянии. Близких родственников у Авдеева не нашлось. Мать, всю жизнь прожившая в Питере, скончавшаяся ещё десять лет назад, одна воспитывала сына, родная тетка умерла вслед за сестрой, пережив её на год.