Операция «Людоед» - Троицкий Андрей

…Наконец, певица отвесила несколько глубоких поклонов и ушла, волоча за собой шлейф серебряного платья.

– Я обещал твоему отцу, что позабочусь о тебе, когда его не станет, – сказал Стерн. – И нашел одно дело, на котором мы сможем хорошо заработать.

Ватутин напряженно молчал. Когда он находился по другую сторону забора колонии, он наметил пару дел, на которых можно срубить хоть кое-какие деньги. Но теперь обстоятельства изменились, умер отец. Значит, Ватутин младший может заработать законным способом: вступить в права наследника и продать дом в Малаховке. Вариант неплохой, верный. Но и здесь есть свои нюансы. Отдавать дом за гроши душа не лежит. Его нужно покрасить, отремонтировать, переклеить обои в комнатах, словом, придать товарный вид. Сейчас, когда каждая деревяшка в цене, на ремонт нужны немалые деньги. Да и лето уже на исходе. Не сезон для продажи загородкой недвижимости, потому что высокую цену можно набить весной, когда подмосковные дачи расходятся, как жареные пирожки. Но до той весны еще дожить надо. А на какие, спрашивается, шиши доживать? Машинально Ватутин сунул руку во внутренний карман куртки, нащупал справку об освобождении и усмехнулся.

– Заработать? – переспросил он. – Это сколько же? Штуку, две?

– Много, очень много, – ответил Стерн.

– Тысяч десять зеленых?

– Ну, скажем, тысяч четыреста. Или больше. – Четыреста тысяч долларов? – вылупил глаза Ватутин. – Наличманом? На двоих?

– Это будут твои деньги. Моя доля больше, и это справедливо.

– Мокруха?

– За мокруху такие бабки не платят.

– Что я должен делать? – Ватутин помотал головой. – Нет, я не то говорю. Я буду делать все, что вы скажете. Кроме того, с меня должок. Вы помогали отцу. Лекарства и все такое. Я свои долги не забываю, отрабатываю.

– Ладно, сочтемся, – ответил Стерн.

– Так что надо делать?

Ватутин потер ладони. Он был готов хоть сей же миг сорваться с места и мчаться, сломя голову, чтобы выполнить любые приказы своего нового друга.

– Правило первое: не задавать вопросы. Все остальное узнаешь позже.

– Хорошо.

– Ты заканчивай ужин, веселись. Сними какую-нибудь девочку, здесь или на улице. Переночуй у этой подруги. А завтра утром приходи по этому адресу.

На клочке бумаги Стерн написал адрес той старухи с бельмом, у которой снял дом. Положил на стол несколько крупных купюр и поднялся.

…На следующее утро Ватутин проснулся в чужой незнакомой квартире. Шторы были занавешены, в комнате пахло жареной рыбой и скисшим пивом. На другой половине кровати спала незнакомая крашенная блондиночка неопределенных лет. Ватутин долго рассматривал плоскость потолка, восстанавливая в памяти события вчерашнего дня и ночи. Господи, ему же надо утром явиться по адресу, который Заславский написал на клочке бумаги. Ватутин сел, огляделся. Господи, где его новые костюм и майка с воротничком? Бумажка была в майке, в нагрудном кармане. Или в куртке? Ватутин потормошил за плечо спящую женщину. Та проснулась, села, натянув на голую грудь одеяло.

– Где мой костюм? – голос Ватутина вибрировал от волнения. – И майка где? И кроссовки?

Женщина, широко раскрыв пасть, зевнула.

– Рань такая… Дай поспать.

– Где мои вещи?

– Костюм и майка валяются под кроватью, – ответила женщина. – А кроссовки… Разуй глаза, они же на тебе.

– Слава богу. А то мне приснилось, будто меня обокрали ночью.

Ватутин вскочил с кровати, оделся. Бросил на тумбочку несколько мятых купюр и побежал искать Стерна.

Глава четвертая

Чебоксары. 12 августа.

Виталий Афанасьев, близкий друг и компаньон Трещалова по бизнесу прибыл в Чебоксары поздним утром. Он выполнил все условия похитителей, содержавшиеся на той дискете, что преступники обманом и хитростью сумели всучить юной Насти Сениной. Афанасьев вылетел из Москвы в тайне от знакомых и сослуживцев, о своем неожиданном отъезде он не предупредил начальника службы охраны, даже жене Ирине слова не сказал. В своем послании похитители предупреждали: если факт передачи денег будет предан огласке, если об этом узнают менты, Трещалов умрет. Афанасьев мог предполагать, что сотрудники РУБОПа слушают все его телефонные разговоры, мало того, установили за ним скрытое наблюдение. В надежде, что он выведет ментов на похитителя человека и убийцу двух охранников. Поэтому некоторые меры безопасности, которые следует предпринять, оказались не лишними. Афанасьев вышел из дома в Самотечном переулке, поймал такси, и долго раскатывал по центральным улицам. Меняя машины и направления движения, он бессистемно перемещался по городу, даже нырнул в метро и проехал несколько остановок, сделав пересадку, вышел на станции «Академическая», снова поймал машину. Афанасьев заехал в большой торговый центр, повертелся в гуще людей, посетил мастерскую по ремонты наручных часов и позавтракал в закусочной быстрого обслуживания. Если милицейский хвост и был, то Афанасьев сумел оторваться. Поймав машину, поехал в аэропорт, взял уже заказанный билет до Чебоксар. Портфель Афанасьева был набит двумя сменами белья, сорочками и другими мелочами, что мужчины берут в короткосрочные командировки. На самом дне, заложенный тряпками, лежал пакет с деньгами: пятьдесят тысяч зеленых сотенными купюрами. Он был уверен, что жизнь его друга сейчас зависит от того, как точно Афанасьев выполнит условия преступников. Начиная всю эту рискованную операцию, Афанасьев волновался до дрожи в руках. В самолете успокаивал себя, как мог: все пройдет нормально, Трещалов вернется в Москву живым и здоровым и вскоре это трагическое происшествие забудется, покроется пылью и мхом порастет. Лично Афанасьеву ничего не грозит. Он избавился от милицейского хвоста, привез деньги и, если смотреть на вещи трезво, без эмоций, заслужил что-то вроде поощрения, благодарности похитителей. Короче говоря, все складывается удачно, и нечего душу травить. Но предательское волнение не проходило. В Чебоксарах Афанасьев не стал регистрироваться в гостинице, тем самым, выполнив еще одно требование преступников. Сорвав со столба рукописное объявление о сдаче комнаты, отправился на городскую окраину, зашел в старый трехэтажный дом. Коротко переговорил с хозяином, маленьким вертлявым пенсионером с козлиной бородкой. Осмотрел комнату, грязную и запущенную, настоящую крысиную дыру, с окном, выходящим в темный двор. Вытащил из бумажника деньги и заплатил за двое суток постоя, втайне надеясь, что уже завтра его ноги здесь не будет. При других обстоятельствах Афанасьев не задержался в этой помойке и минуты, но времени оставалось слишком мало, чтобы тратить его на поиски новой квартиры. Да и не факт, что удастся отыскать что-то более комфортное. Переодевшись в шорты и майку, он включил мобильный телефон. Теперь по инструкции преступников он должен безвылазно сидеть на съемной квартире, ожидая телефонного звонка. Пусть так и будет. Афанасьев долго вертелся на стуле у окна, разглядывая панораму провинциального дворика. Мужики, рассевшись за врытым в землю столом, забивают козла, в загаженной собаками песочнице ползает забытый матерью ребенок, у мусорных баков валяется раздетый до пояса забулдыга. Отсидев зад, Афанасьев принялся бродить по тесной комнате, но и этим занятием быстро утомился. Подавив чувство животной брезгливости, он лег на продавленный бугристый диван, подложив руки под голову, и стал ждать звонка. Время тянулось медленно, занять себя было решительно нечем. Афанасьев развлекался, слушая, как через распахнутое настежь окно, в комнату влетают истошные детские крики, женский плач, хриплые мужские голоса. За стеной возился хозяин квартиры, не ко времени затеявший то ли перестановку мебели, то ли ремонт. Ветер колыхал клейкие ленты от мух, прилепленные к стеклянному плафону, заменявшему люстру. Волнение прошло, Афанасьев чувствовал усталость, хотелось, чтобы эта история закончилась как можно скорее.