Хранитель смерти - Герритсен Тесс

Ее дочь уставилась на имя. «Джозефина».

— Красивое, правда? — спросила Медея. — Это твое новое имя.

— Зачем оно мне? Почему мы снова его меняем? — Голос девочки повысился до истеричного крика. — Зачем?

Притормозив у обочины, Медея остановила машину. Она обхватила руками лицо дочери и заставила девочку посмотреть ей в глаза.

— Мы делаем это, потому что у нас нет выбора. Если мы не сбежим, меня посадят в тюрьму. Меня заберут у тебя.

— Но ты ведь ничего не сделала! Не ты его убила! А я!

Медея ухватила дочь за плечи и как следует встряхнула девочку.

— Никогда никому не говори об этом, поняла? Никогда. Если нас когда-нибудь поймают, если полиция нас обнаружит, ты должна сказать им, что стреляла я. Говори, что я убила этого человека, а не ты.

— Зачем тебе нужно, чтобы я врала?

— Потому что я люблю тебя и не хочу, чтобы ты страдала из-за случившегося. Ты выстрелила в него, чтобы защитить меня. А теперь я тебя защищаю. Так что обещай мне, что это останется тайной. Обещай мне!

И дочь пообещала, хотя события той давно ушедшей ночи до сих пор стояли у нее перед глазами: мама, растянувшаяся на полу спальни, возвышавшийся над ней мужчина. И чужеродный блеск пистолета на тумбочке. Каким же тяжелым он казался, когда Джозефина взяла его в руку. Как же дрожали руки, когда она нажимала на спусковой крючок. Незваного гостя убила она, а не мама. Это они и держали в секрете, это и была тайна, о которой знали только мать и дочь.

— Никто никогда не должен обнаружить, что его убила ты, — говорила Медея. — Это моя проблема, а не твоя. Она ни за что не станет твоей. Ты должна вырасти и жить дальше. Ты должна быть счастлива. А эта история навеки похоронена в прошлом.

«И вовсе не навеки, — думала Джозефина, лежа в своей темнице. — События той ночи снова преследуют меня».

Полоски света, проникавшие в окошко сквозь доски, становились ярче — это утро постепенно сменялось днем. Света было достаточно лишь для того, чтобы, поднеся собственную руку к лицу, с трудом различить ее очертания. Стоит провести здесь еще несколько дней, решила Джозефина, и я, словно летучая мышь, научусь ориентироваться в темноте.

Она приняла сидячее положение, пытаясь отогнать утреннюю прохладу. На улице загремела цепь — это пес принялся лакать воду. Джозефина последовала его примеру и тоже сделала глоток из кувшина. Позавчера, отрезая ей волосы, похититель оставил упаковку свежего хлеба, и Джозефина пришла в ярость, обнаружив, что пластик уже прогрызли. Это мыши потрудились. «Ищите себе другую еду, черт возьми, — подумала она и жадно уплела два куска зараз. — Силы мне необходимы — я должна найти способ выбраться отсюда».

«Я сделаю это ради нас, мам, — мысленно пообещала она. — Ради базовой единицы. Ты научила меня выживать, и я выживу. Потому что я — твоя дочь».

Проходили часы, а Джозефина разрабатывала мышцы, репетировала движения. «Я дочь своей матери», — твердила она про себя, словно мантру. С закрытыми глазами Джозефина снова и снова, прихрамывая, обходила помещение: она запоминала, сколько шагов отделяют матрац от стены, а стену — от двери. С темнотой можно подружиться, если умеешь ее использовать.

На улице залаяла собака.

Джозефина поглядела вверх, и ее сердце внезапно заколотилось в груди — там, за крохотным окошком, заскрипели шаги.

«Он вернулся, — пронеслось в голове. — Вот он, мой шанс».

Джозефина легла на матрац и свернулась калачиком, приняв универсальную позу запуганных и побежденных. Он увидит женщину, которая сдалась, женщину, которая приготовилась к смерти. Женщину, с которой у него не будет проблем.

Взвизгнул засов. Дверь открылась.

Джозефина увидела свет фонарика, проникший сквозь дверной проем. Войдя в подвал, мужчина поставил на пол кувшин со свежей водой, положил новую упаковку хлеба. Джозефина не двигалась. «Пусть подумает, что я умерла», — решила она.

Шаги похитителя приблизились, и она услышала его дыхание.

— Время на исходе, Джозефина, — объявил он.

Она не двинулась с места даже тогда, когда похититель, нагнувшись, погладил ее по остриженной голове.

— Разве она не любит тебя? Разве не хочет тебя спасти? Почему она не приходит?

«Ничего не говори, — велела себе Джозефина. — Не шевелись. Пусть нагнется пониже».

— Все эти годы ей удавалось прятаться от меня. Но если она не появится теперь, значит, она трусиха. Только трусиха позволит своей дочери умереть.