Хлорофилия - Рубанов Андрей

Он завел машину, разобрался с управлением. Мощный китайский аппарат пошел, подминая кусты, неожиданно легко.

«Вернее, скажу, но не сразу. И не всем. Превращаться в стебель теперь нельзя. Нет времени. Все, кто управлял жизнью поселка, убиты. Надо вооружать остальных, налаживать оборону. Дикари, если захотят, растерзают изнеженных колонистов в несколько минут. Тем более теперь у них есть автоматы. Надо организовывать эвакуацию. Возвращаться в Москву. В город, где все есть. Пусть там теперь почти ничего не осталось. Надо выставить вооруженную охрану у вертолета. Паникеров угомонить. Может быть, применить силу. Вывезти первым делом женщин и детей, потом обитателей изолятора. С первым же рейсом передать записку Гарри Годунову, пусть мчит сюда, помогает. А потом, когда все спасутся, когда работа будет сделана, настанет время обратиться в стебель. Чтобы забыть о мщении. Ведь я не мститель, я всего лишь бывший журналист, травоед расчеловеченный».

Въехав в колонию, он почувствовал облегчение и сразу обессилел. Остановил вездеход, вылез. Увидел старого приятеля: пошатывающееся зеленое привидение, Полудохлого. Приятель счастливо улыбался.

«Очень кстати», – подумал Савелий. Перекинул через голову ремень автомата, дотянулся и взял Полудохлого за плечо. Сжал.

– Слушай меня. Внимательно. Это очень важно. Слушаешь?

– Ага. – Полудохлый приязненно глядел сверху вниз и разлеплял губы с видимым трудом.

– Сядь в машину. Запрись изнутри. Там есть вода. Сиди в машине и пей воду. Ты понял меня?

– Ага, – промычал Полудохлый.

«Надо вспомнить, как его зовут, – подумал Савелий. – Вадим, вот. Его зовут Вадим! Для расчеловеченного травоеда у меня хорошая память».

– Ты понял меня, Вадим?

Полудохлый кивнул.

– Вода, – сказал он. – Хорошо.

– Да, – кивнул Савелий. – Вода – это хорошо. Сиди внутри и не выходи. Если выйдешь, я убью тебя. Ты понял?

– Ага.

– Если к машине подойдет кто-то, кроме меня, и ты откроешь двери – я тоже убью тебя. Понял?

– Ага.

– Ты будешь сидеть внутри, пить воду и ждать, когда я вернусь. В багажном отсеке спит женщина. Если проснется, не выпускай ее. Понял?

– Да.

– Ты молодец, Вадим. Сделаешь все, как я сказал, – буду считать тебя человеком.

Полудохлый насупил брови и полез в кабину. Савелий благодарно махнул ему рукой, побрел к домику жены. Но Варвару не нашел. Рванул с гвоздя полотенце, обтер кровь с рассеченной щеки. Перекинул поудобнее ремень автомата, направился к столовой. У входа встретил молодую полную женщину, лаборантку. Как сказали бы местные, нехудую белую бабу. Схватил ее за плечо. Наверное, вид его был очень убедителен, поскольку женщина только ахнула и побледнела.

– Вас все ищут, – сказала она. – Ваша жена родила.

– Спасибо, – прохрипел Савелий. – Хорошая новость.

– Кстати, с сегодняшнего дня вам назначены новые процедуры. Уколы внутривенно, капельница и…

– В задницу процедуры, – оборвал ее Савелий. – Я ничем не болею. Послушайте. Это очень важно. Срочно бросьте свои дела и соберите людей. Всех. Врачей, волонтеров, санитаров. Срочно. Через десять минут, здесь, на крыльце.

– А что случилось?

Савелий подумал – говорить или не говорить и если говорить, то как? – и коротко объявил:

– Люди погибли.

Женщина закрыла ладонью рот.

– Остальное скажу, когда все соберутся… – Он не сдержался и выкрикнул: – Идите! Быстрее!

Лаборантка кивнула и убежала.

«С женщинами будет проще, – подумал он. – Женщины сделают все, о чем я их попрошу. Что касается мужчин, их будем вразумлять старым добрым способом – держа палец на спусковом крючке. А может, доктор Смирнов был прав и хороших людей больше, чем кажется? И не будет никакой паники, попыток захвата вертолета или вездехода. Впрочем, все равно. Я готов к любому варианту. Если надо, буду угрожать, кричать и стрелять. Доктор говорил, что хочет вытащить всех. Значит, надо вытащить всех. Тех, кто наполовину человек, и на четверть человек, и почти уже не человек. Всех.

Мне все равно, как я себя чувствую. Мне наплевать, какой у меня диагноз. Мне все равно, на солнце я или в тени.

Мне все равно, кто я. Стебель, животное, гомо сапиенс. Травоед, людоед, бледный или наоборот. Я становлюсь человеком каждый раз, когда совершаю человеческий поступок. И пока у меня есть разум и сердце, я буду пытаться совершать такие поступки каждый день, каждую минуту.

Мне все равно, кем я буду завтра. Тем более послезавтра. Если сегодня я человек, я сделаю все, чтобы им остаться.

Я пока человек. Человек».

У входа в больницу он опять столкнулся с той же лаборанткой.

– Я уже, – торопливо запричитала она. – Я почти всем сказала… Скоро соберутся… Но сюда нельзя в грязной одежде…

– Моя жена, – произнес Савелий. – Как она?

– Все в порядке. И с мамашей, и с новорожденным. Прекрасный мальчик, абсолютно здоровый… У вас кровь по лицу течет.

– Ничего, – сказал Савелий. – Вы уверены, что ребенок здоров?

– Еще бы. Розовый, голосистый. Почти четыре килограмма.

– И что мне теперь делать?

Нехудая белая баба заплакала:

– Радоваться.