Молчание мертвых - Новак Бренда

— Грейс? — выдохнул Кеннеди.

— Я… я не могу…

Он отстранился и посмотрел на нее — пристально, тяжело. Потом качнул головой и, наклонившись, сжал губами ее сосок.

— Не вынуждай меня выбирать.

Нервы звенели как натянутые струны. Отдавшись прокатывавшимся через нее волнам наслаждения, Грейс закрыла глаза и откинула голову. Так вот что чувствуют другие женщины!

— Скажи мне, что тем, кого я люблю, ничто не угрожает. Скажи, что я могу любить тебя, не боясь никакого подвоха. — Голос у него был хриплый, прерывистый.

Это все из-за Библии, подумала Грейс. Нужно найти какое-то объяснение, иначе он не успокоится. Сдерживая из последних сил разбушевавшиеся чувства, она попыталась придумать что-нибудь, что угодно, чтобы замазать прошлое, напустить на него туману, задвинуть в дальний угол то, что случилось восемнадцать лет назад.

— Мне… я не понимаю тебя. Я нашла Библию в амбаре… когда вернулась в город… и хотела… хотела подбросить ее в мастерскую Джеда…

Кеннеди опустил руки, отступил на шаг и посмотрел на нее с выражением, видеть которое ей еще не доводилось: лицо его отражало одновременно и желание, и глубокое сожаление.

— Хочешь сказать, что ты намеревалась подставить Джеда? Не может быть. Я не могу в это поверить.

— Нет, конечно. Нет. Ты не так меня понял. Я…

— Все. Забудь. — Непривычно жесткий тон резанул по ушам. Наверно, в нем тоже боролись противоречивые эмоции. — Мне нужно ехать. Не могу больше притворяться, делать вид, что верю, будто ты рассказываешь правду. Хит и Тедди слишком много для меня значат.

Прислонившись к стене, закрыв глаза, она слушала, как удаляются и стихают его шаги. Все правильно. Так и должно быть. Ему лучше без нее. Дом умолк еще до того, как Кеннеди дошел до двери, но, когда Грейс подняла голову и открыла глаза, он стоял у противоположной стены и смотрел на нее через комнату.

— Я уже влюблен в тебя, — тихо сказал Кеннеди. — Ты это знаешь?

Она покачала, потрясла головой. Нет-нет. Неправда. Это неправда. Так быть не должно.

В очередной раз наткнувшись на упрямое нежелание принимать очевидное, он выругался и шагнул прочь.

Стиснув кулачки так, что ногти врезались в ладони, Грейс стояла у кухонной стойки. Не уходи. Пожалуйста, не уходи. Она знала, что если он уйдет сейчас, то это будет конец всему, что у них было. Он распахнул перед ней душу, а она в ответ преподнесла ему ложь.

Но и открыться, рассказать все она тоже не могла. Не могла превозмочь страх.

Я уже влюблен в тебя … Слова эти кружились у нее в голове, то разрастаясь до гигантских размеров, то становясь почти крошечными. За них хотелось ухватиться, в них хотелось верить — они могли быть самым лучшим, самым надежным якорем. Но как? Восемнадцать лет молчания душили, сжимали горло, не пропускали ни звука.

Входная дверь открылась. Пусть уходит, сказала она себе. Дай ему уйти. Но нет, не смогла. Он был единственным, кто мог помочь ей забыть прошлое.

Схватив и прижав к груди топ, Грейс бросилась за ним:

— Кеннеди!

Он обернулся — с надеждой во взгляде. Во рту пересохло. Она сглотнула сухой комок и отринула страх.

— Останься со мной сегодня. Глаза его потемнели.

— Грейс…

— Уйдешь утром. Одна ночь ничего не изменит.

Кеннеди и хотел бы отказаться, но сделать это было невозможно. Он ничуть не кривил душой, говоря, что влюблен. Судьба сыграла с ним шутку. Восемнадцать лет назад он смотрел на Грейс свысока или вообще не замечал ее присутствия, а теперь желал ее так, как ни одну другую женщину.

Кеннеди еще успел подумать о сыновьях. Он никогда бы не допустил, чтобы они пострадали. И дети, и родители значили для него очень много. Но разве им повредит, если он проведет одну ночь у Грейс? Может быть, утолив желание, он сможет позабыть ее?

Приглушив звучащие в голове голоса, Кеннеди вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Он слишком хотел Грейс, чтобы слушать доводы рассудка. Даже своего собственного.

Едва он шагнул к ней, как Грейс выронила рубашку и упала в его объятия. Она не верила своим глазам. Кеннеди не ушел. Он вернулся. Он с ней.

И впереди вся ночь.

Коснувшись ее одной рукой, он вздохнул, словно притронулся к чему-то неведомому, чему-то невообразимо нежному.

Их губы встретились, и Грейс как будто вдохнула веселящего газа. Это было нечто необыкновенное, близкое к эйфории, нечто, чего она никогда прежде не испытывала, нечто сродни вознесению на седьмое небо. Странно, что она нашла это в Стилуотере. А может быть, и не странно. Именно здесь ее суждено пережить самые страшные и самые счастливые моменты, пережить самые полярные чувства.