Последнее правило - Пиколт Джоди

Сзади подъехала машина, и я тут же почувствовал себя идиотом. Стал переминаться с ноги на ногу и нажал кнопку «Снять со счета», а потом ввел сумму в двести долларов. Когда из прорези банкомата появляются наличные, я хватаю деньги и запихиваю в карман. И тут слышу, как меня окликают по имени.

— Тео? Тео Хант, это ты?

Я чувствую себя виноватым, как будто меня застукали за чем-то противозаконным. Но это не так. Разве противозаконно подходить к банкомату с той стороны, где обслуживаются клиенты на автомобилях? Противозаконно?

Дверца стоящей за моей спиной машины открывается, и выходит учитель биологии, мистер Дженнисон.

— Как дела? — спрашивает он.

Я вспоминаю, как однажды мама пристала к Джейкобу, когда он отказался поддерживать светскую беседу на свадьбе троюродной сестры. Он ответил, что спросил бы у тетушки Мари, как у нее дела, если бы ему было по-настоящему интересно… но ему не интересно, а если он станет разыгрывать интерес, то окажется отъявленным лжецом.

Временами мир Джейкоба кажется мне намного более разумным, чем тот, в котором живет большинство из нас. Зачем спрашивать у человека, как дела, когда ты плевать хотел на ответ? Разве мистер Дженнисон задает этот вопрос, потому что беспокоится обо мне, а не просто затем, чтобы сотрясать воздух?

— У меня все в порядке, — отвечаю я по старой привычке, от которой тяжело избавиться. Если бы я был таким, как Джейкоб, то ответил бы прямо: «Я не могу спать по ночам. И иногда, когда бегу слишком быстро, задыхаюсь». Но в действительности человек, задавший этот вопрос, не хочет слышать правду. Он ожидает стандартного ответа, чтобы сразу вернуться к своим делам.

— Тебя подвезти? Сегодня холодно.

Есть учителя, которых я по-настоящему люблю, и те, которых я ненавижу, но мистера Дженнисона нельзя отнести ни к первым, ни ко вторым. Он человек неопределенного вида, начиная от жиденьких волосенок и заканчивая его уроками; он из тех учителей, чью фамилию забываешь, как только закончишь школу. Я стопроцентно уверен, что до настоящего момента то же самое он мог бы сказать и обо мне: я был посредственным учеником в его классе, который ни звезд с неба не хватает, ни плетется в хвосте, чтобы оставить хоть какое-то впечатление. До того, разумеется, пока не произошло все это.

Сейчас-то я оказался в самом центре теории шести рукопожатий: «О да, моя тетя была у Тео учительницей в третьем классе». Или: «Однажды я сидела за ним на школьном собрании». Я тот, чье имя будет обсасываться на коктейльных вечеринках еще много лет: «А, тот убийца-аутист? Я училась с его братом в старших классах».

— Мама припарковалась на той стороне улицы, — бормочу я, слишком поздно понимая, что если бы мы приехали на машине, то она бы сейчас, скорее всего, стояла у банкомата. — Все равно, спасибо за предложение, — благодарю я и так поспешно ухожу, что чуть не забываю забрать квитанцию.

Я бегом добираюсь до продовольственного магазина, как будто боюсь, что мистер Дженнисон будет преследовать меня на машине и уличит во лжи. Лишь один раз мне на ум приходит мысль забрать двести долларов, вскочить в автобус и уехать навсегда. Я представляю, как сижу на заднем сиденье рядом с красивой девочкой, которая делится со мной бутербродами, или со старушкой, которая вяжет чепчик для своего новорожденного внука и спрашивает меня, куда я еду.

Представляю, как рассказываю ей, что еду проведать старшего брата, который учится в колледже. Что мы очень дружны и я скучаю по нему, когда он на занятиях.

Представляю, как было бы клево, если бы эти разговоры не были враньем.

Когда я собираюсь ложиться спать, замечаю, что нет моей зубной щетки. Вне себя от гнева — это происходит уже не в первый раз, можете мне поверить! — я направляюсь в комнату Джейкоба. У брата есть аудиокассета с Эбботом и Костелло «Кто на первой?», которую он постоянно проигрывает на стареньком магнитофоне.

— Куда ты, черт возьми, подевал мою зубную щетку? — спрашиваю я.

— Не трогал я твою идиотскую щетку!

Но я ему не верю. Бросаю взгляд на старый аквариум, который он использует в качестве вытяжного шкафа, но того нет на месте — его же конфисковали как вещественное доказательство.

Голоса Эббота и Костелло едва слышны, я не могу разобрать слова.

— Тебе что-нибудь слышно? — интересуюсь я.

— И так достаточно громко.

Я помню, как однажды на Рождество мама подарила Джейкобу часы. Ей пришлось их вернуть, потому что они слишком громко тикали, чем сводили его с ума.