Включить. Выключить - Маккалоу Колин

Кармайн поднялся.

— Вы очень помогли нам. Спасибо, Отис.

Не успел он выйти за порог, как в комнату вернулись Селеста и Уэсли.

— С тобой все хорошо? — взволнованно спросила Селеста.

— Мне лучше, чем до его прихода, — твердо заявил Отис.

— Какого цвета была кожа у трупа? — допытывался Уэсли. — Коп не говорил?

— Не белого, но и не черного.

— Мулатка, значит?

— Этого он не сказал. Так в Луизиане говорят, Уэс.

— Мулаты не белые, а цветные, — удовлетворенно заключил Уэсли.

— Да хватит тебе делать из мухи слона! — прикрикнул на него Отис.

— Пойду проведаю Мохаммеда, — отозвался Уэсли и подтянул молнию на черной куртке из искусственной кожи, с нарисованным на спине по трафарету белым кулаком.

— Не к Мохаммеду, сынок, а работать, сию же минуту! Социальное пособие тебе не светит, а я держать тебя здесь из милости не стану! — отрезала Селеста. — Давай поторапливайся!

Со вздохом Уэсли взял пропуск в штаб-квартиру Мохаммеда эль-Несра в доме 18 на Пятнадцатой улице, набросил пуховик и погнал свой побитый «де сото» 1953 года к зданию фирмы «Хирургические инструменты Парсона».

Для Кармайна день выдался тяжелым. На столе продолжали скапливаться дела пропавших девочек, похожих на Мерседес. Их было уже шесть: из Уотербери, Холломена, Миддлтауна, Данбери, Меридена и Торрингтона. За почти два года преступник повторился лишь однажды, выбрав жертвы в Норуолке. Все шестнадцатилетние девочки были полукровками, с карибскими корнями, но ни одна не принадлежала к семье недавних эмигрантов. Пуэрто-Рико, Ямайка, Багамы, Тринидад, Мартиника, Куба. Полтора метра ростом, очень хорошенькие, с развитыми формами, на редкость воспитанные. Все новоприбывшие были католичками, но не все учились в католических школах. С парнями не встречались, учились только на «отлично» и пользовались популярностью у одноклассников. И самое важное: ни одна из пропавших девочек не признавалась подругам или родственникам, что у нее появились новые друзья, новые занятия или хотя бы новые знакомые.

В три часа дня Кармайн отправился в Норуолк, где лейтенант Браун организовал для него встречу с семьей Альварес у них дома. Браун поспешно добавил, что сам присутствовать не сможет, и Кармайн понял его. Джо был не в силах снова смотреть в глаза Альваресам.

Хосе Альваресу принадлежал трехквартирный дом. Сам он с женой и детьми жил на нижнем этаже, а квартиры на втором и третьем сдавал. Так жил весь рабочий люд: возмещали арендную плату и оплачивали ипотеку и коммунальные расходы благодаря квартире на втором этаже, а доход, который приносила квартира на третьем, пускали на ремонт и откладывали на черный день. Живя внизу, семья получала в свое распоряжение задний двор, половину гаража на четыре машины и подвал.

Как и все соседние дома, этот был выкрашен в темно-серый цвет. Двойные рамы окон на лето заменялись сетками от насекомых, веранда выходила прямо на тротуар, большой двор был обнесен высокой сетчатой оградой, а гараж располагался позади дома, перпендикулярно к нему, и был обращен к подъездной дорожке. Стоя на улице под кроной высокого дуба и разглядывая дом, Кармайн слышал лай крупной собаки: при таком стороже едва ли кто-то мог вломиться в дом через заднюю веранду.

Священник открыл дверь. Она была отделена от двери, ведущей в квартиры верхних этажей, небольшим коридором. Кармайн улыбнулся ему.

— Сожалею, святой отец, но этот разговор необходим, — начал он. — Меня зовут Кармайн Дельмонико. Как мне здесь представиться — лейтенантом или Кармайном?

Подумав, священник сказал:

— Думаю, лучше лейтенантом. Меня зовут Барт Тезорьеро.

— Вам приходится говорить с прихожанами по-испански?

Отец Тезорьеро открыл внутреннюю дверь.

— Нет, хотя среди моих прихожан немало латиноамериканцев. Это старый район города, все они живут здесь уже давно. Район не криминальный, это уж точно.

В довольно просторной гостиной было многолюдно, но очень тихо. Сам итальянец, Кармайн понял, что родственники Альваресов съехались отовсюду, чтобы помочь им пережить беду. Священник выпроводил на кухню всех, кроме близкой родни. Ему помогала старуха с малышом на руках.

В гостиной остались Хосе Альварес, его жена Кончита, их старший сын Луис и три дочери — Мария, Долорес и Тереза. Отец Тезорьеро усадил Кармайна в лучшее кресло, а сам сел между супругами.