Садовник - Кортес Родриго

Впрочем, уже спустя неделю стало ясно, что генерал Франко рассыпался в заверениях о лояльности совершенно напрасно и академия обречена, да, похоже, и не только академия — вся армия. Новые власти отчаянно боялись этого рассадника реакционных идей, и офицеры уже поговаривали о готовящейся кадровой чистке и сокращении офицерского довольствия, а затем и всего корпуса офицеров как минимум вдвое.

Такие перспективы заставили Сесила серьезно задуматься, и через три недели бессонных ночей и ожесточенных споров с друзьями недоучившийся курсант Военной академии Сесил Эсперанса совершил, может быть, первый мужской поступок в своей жизни и 13 мая подал рапорт об отчислении.

Но дома оказалось не лучше. Рано утром 14 мая старому полковнику позвонил городской судья, который с прискорбием сообщил, что будет вынужден послать уважаемому Хуану Диего вызов на судебное слушание по поводу иска арендаторов. Еще через два часа старику доставили пакет с копией иска, а требования арендаторов о снижении платы за пользование землей выходили за рамки всяких приличий. У сеньора Эсперанса снова поднялось кровяное давление; он слег и не сумел подняться, даже когда из Военной академии приехал Сесил.

Собственно, в тот момент всем было непросто. Алькальд пытался добиться взаимопонимания с выросшей как на дрожжах сектой анархистов. Лейтенант Санчес тратил время, составляя бесчисленные протоколы о побоях и поджогах. Арендаторы и батраки жадно ловили приходящие из столицы новости, напряженно ожидая, когда новая власть перестанет молоть языком и приступит к реальным реквизициям. И только Себастьян чувствовал себя как никогда хорошо.

Сразу после отпевания отца, едва пришедший по приглашению сеньоры Тересы врач снял с его рук шины, Себастьян еще раз обошел сад и еще раз отметил, как много здесь предстоит сделать. Но первоочередной задачей оставалось восстановление клумбы сеньоры Долорес.

Себастьян знал: количество роз на ее клумбе было как раз таким, как нужно, и на замещение их новыми потребуется столько же. Поэтому, не теряя ни секунды драгоценного весеннего времени, он тщательно перебрал все четыре кучи вырванных с корнем и уже успевших высохнуть колючих стеблей и с каждым взятым в руки растением клал в корзинку по одному камню. Затем он сунул в ту же корзинку один сухой стебелек, оставшуюся от прошлой партии цветов деревянную бирку с буквами и все отцовские деньги и с подводой выехал в Сарагосу. Спрыгнул с телеги возле первого же цветочного магазина, зашел и замер.

Такого разнообразия цветов, как здесь, он еще не видел никогда. Фиалки, лилии и нарциссы, ирисы и китайская гвоздика — здесь было все. И главное, здесь были розы… и какие!

Его тут же попытались выставить за дверь, но Себастьян Хосе молча откинул с корзинки тряпицу и показал рукой на лежащие поверх устилающих дно камней деньги.

Ошарашенный продавец сразу же начал без умолку тараторить и вытаскивать цветы из ваз, но Себастьян решительно покачал головой, вытащил из корзины высохшую розу и ткнул пальцем в комок спутавшихся корней.

— Так тебе живые нужны? — растерялся продавец.

Себастьян кивнул.

— И сколько?

Себастьян сдвинул деньги в сторону, набрал горсть камней, высыпал их обратно и поставил корзину на прилавок.

— Я сейчас, парень… — заморгал продавец. — Только хозяина позову.

Дальше все пошло как по маслу. Уяснив, что мальчишке нужны розы, причем столько, сколько камней в корзине, вышедший из подсобки хозяин тут же послал куда-то рослого посыльного, напоил Себастьяна терпкой коричневой водой и накормил сладким хлебом. А затем к магазину подъехала подвода, и через каких-нибудь два часа Себастьяну показывали розовую плантацию.

Она была огромна, больше всего сада семьи Эсперанса раза в три. Розовые, алые и пурпурные, белые, кремовые и карминно-красные; «Дамасская», «Галлика» и «Нуазет»… цветы шли ровными рядами чуть ли не до самого горизонта.

Себастьян присел, но тут же разочарованно поднялся и продемонстрировал хозяину пораженный оранжевой ржавчиной листок. Тот удивленно поднял брови, но тут же рассмеялся.

— А ты парень — не промах! Для кого покупаешь? Для господ?

Себастьян на секунду задумался, полез в карман и вытащил из корзинки деревянную бирку. Хозяин осторожно принял ее, прочитал фамилию заказчика и уважительно кивнул:

— Эсперанса?.. Тогда пошли.

***

Себастьян выбрал четыре сорта: карминную «Дамасскую» и белую, кремовую и алую «Галлику». Хозяин быстро пересчитал устилающие дно корзины камешки, затем деньги и кивнул: