Пособник - Бэнкс Иэн

— Еще! Шпарь! Шпарь!

И тут все кончается, я оседаю на нее, потом сваливаюсь на бок и чуть ли не оттяпываю себе ухо ледяным кухонным ножом, лежащим на простыне.

Она лежит на боку лицом ко мне, следя за мной, дышит еще неровно, руки по-прежнему за спиной, на ее лице странное выжидающее выражение, и спустя некоторое время она спрашивает:

— И это все?

— Нет, — тяжело дыша, отвечаю я.

Я грубо ставлю ее на колени, снова уткнув лицом в простыни, раздвигаю ягодицы, запускаю свой указательный палец в ее анус и быстро ввожу его наполовину. Она стонет. Я располагаю голову над ее задницей и пускаю слюну в то место, где сустав моего пальца зажат кольцевой мышцей, а затем ввожу его целиком. Она снова стонет, а я начинаю ритмичные движения пальцем туда-сюда, одновременно другой рукой лаская ее клитор. Проходит немного времени, и я уже работаю двумя пальцами, а мой елдак снова готов, я сдергиваю с него первый презерватив и надеваю новый, проделав это, плюю на свой конец в резиновых ножнах и, направляя его пальцами, медленно ввожу в ее прямую кишку.

Она стонет, сотрясаясь в оргазме; мне кажется, что во второй раз мне не кончить, но вот дохожу и я.

Мы без сил падаем на кровать, дыша в унисон. Отстраняюсь от нее. Чувствуется слабый запах говна. Я расстегиваю наручники и ложусь, обнимая ее. Она стягивает лыжную шапочку с моей головы.

— А где твои туфли? — шепчет она спустя некоторое время.

— На кухне, — отвечаю я. — Они все в грязи. Не хотел наследить.

Она тихо смеется в темноте.

— Но я вовсе не потеряла головы, — говорит она, намыливая мне спину и плечи и стараясь перекричать шум льющейся воды. — Мне было достаточно назвать тебя по имени, и все на этом бы кончилось. Мы так с тобой договорились. Я тебе верю.

— Какая разница? — спрашиваю я, стараясь увидеть ее через свое плечо. — Любой, кто это увидел бы, тут же решил бы, что я — насильник, а тебя насилуют.

— Но мы-то знали, что это не так.

— Неужели в этом все дело? Я хочу сказать — в том, что ты думаешь? А если бы это был настоящий насильник?

— А что было бы, если бы ты перепутал дом?

— Я сверил обстановку.

— А ты так и остался самим собой, ты двигался, как ты, разговаривал, как ты, и запах был твой.

— Но…

— Знаешь, мне понравилось, — говорит она, намыливая мне поясницу и ягодицы, — Не скажу, что хочу повторить это еще раз, но пережить такое было очень интересно. А ты? Что ты при этом чувствовал?

— От страха чуть не обосрался… я был уверен, что не смогу довести это до конца, именно уверен, в особенности еще и потому, что у меня не прошло вчерашнее — как меня мордой в грязь, а потом… потом начал возбуждаться, наверное, когда… когда почувствовал, что ты возбудилась.

— Ага. И не раньше.

— Нет!

— Нет.

— Я хочу сказать, что мне долго было просто жутко; я чувствовал себя настоящим насильником.

— Но ты им не был. — Она проводит рукой между моих ягодиц, потом намыливает мои бедра и ниже. — Ты делал то, что я видела в своих фантазиях.

— Вот здорово. Значит, этот старый хер Джеймисон был прав и все женщины действительно тайно мечтают, чтобы их изнасиловали.

Ивонна хлопает меня по икрам:

— Не говори глупостей. Никто не хочет, чтобы их насиловали, просто у некоторых бывают фантазии на эту тему. Не терять голову — это тебе не какая-нибудь мелочь, Камерон… Если знаешь, что это кто-то, кому ты доверяешь, это не ерунда, это все.

— Хмм, — говорю я; меня ее аргументы не убеждают.

— Мужчины типа Джеймисона ненавидят женщин, Камерон. А может, они просто ненавидят женщин, которые не испытывают священного трепета перед мужчинами, женщин, которые отказываются им подчиняться. — Она скользит руками по моим ногам вверх, заводит пальцы мне между ягодицами и дотрагивается до моего ануса, отчего меня всего пронизывает дрожь, затем ее руки снова спускаются по моим ногам. — Может, таким мужчинам самим бы надо пройти через это, — говорит она. — Нападение, изнасилование. Интересно, как бы им это понравилось.

— Ага, — соглашаюсь я, и меня внезапно, несмотря на жару в ванной, пробирает дрожь, потому что мы затрагиваем очень щекотливую тему. — Все эти их парики, подвязки, забавные мантии. Они как бы сами напрашиваются, да? Ты меня понимаешь? — В горло мне попадает пар, и я кашляю.

Я спрашиваю себя — стоит ли рассказывать ей о полиции и о «нападении» (что бы там это ни означало) на отставного судью Джеймисона. После пьянки с Элом я уже не испытываю прежней потребности излить перед кем-нибудь душу и теперь не могу решить — нужно ли впутывать в это дело Ивонну.