Охотники за привидениями - Емец Дмитрий

Паша благодарно посмотрел на Дон-Жуана, которым он всегда втайне восхищался и на которого мечтал быть похожим. Еще бы, хорошо быть красивым и музыкальным! Такие девочкам нравятся. Вот у него, у Паши, нет ни малейшего шанса на взаимность. Даже если он будет любить Маринку всю жизнь, а именно это он и собирался делать.

— Отгадайте шифр! Что такое «очищение внутренней пятницы?» — спросил вдруг Егор.

— Загрязнение окружающей среды! — моментально откликнулась Катя.

— Правильно, — вздохнул Егор. — С тобой скучно играть. Ты слишком быстро всё отгадываешь.

«Великолепная пятерка» сидела теперь в комнате у Дон-Жуана, которая, равно как и вся остальная квартира археолога Штукина, была словно частью большого музея.

Всю жизнь Штукин-дед увлеченно собирал предметы, относящие к древней истории. В его коллекции можно было обнаружить и каменный топор, и фрагмент клыка саблезубого тигра, и костяные наконечники копий, и серебряные украшения II тысячелетия до нашей эры, и глиняные черепки с росписью и еще многое другое. Коллекция размещалась в стеклянных стелажах, которые тянулись по всей квартире. Стеллажей было так много, что часть их них пришлось поставить в ванной и на кухне. Как шутил Федор Лопатин, у кого еще в туалете можно рассматривать бивень мамонта и скифский меч?

Тем временем Дон-Жуан взял гитару и, перебирая струны, стал наигрывать романс собственного сочинения:

Ах сударыня, вы любите графа М.

Не могу я понять почему.

И луной вы любуетесь только затем,

Чтоб луну подарить ему.

Играл он великолепно, бегло, почти не глядя на гриф и на свою левую руку. Видно было, что он вслушивается в саму музыку, не спотыкаясь на отдельных нотах, как это делал бы новичок. Он играл и смотрел на Катю, а она, изящно склонив голову набок и широко распахнув зеленые глаза, благодарно слушала романс, зная, что он посвящен ей.

Дон-Жуан тоже был влюблен, влюблен в Катю Большакову уже третий год подряд, а это, когда тебе всего пятнадцать, срок немалый. Причем по-своему его любовь была не менее несчастной, чем у Паши Колбасина. Конечно, Дон-Жуан мог встречать и провожать Катю из школы, мог вместе с ней ходить в кино, играть на компьютере, списывать у нее уроки, но при этом чувствовал, что хотя Кате и нравится бывать с ним рядом, сердце ее по-прежнему свободно.

Как только Дон-Жуан за ней не ухаживал! Любая другая девочка, да не только девочка, даже железобетонная стена дала бы трещину и упала бы к нему в объятия. Он писал романсы, посвящал ей песни, совершал безумства — но всё было тщетно. Он нравился Кате, но не более того: в глубине души ей хотелось чего-то большего, хотя ни один другой парень и не нравился ей больше Дон-Жуана. Возможно, виной тому были те сотни книг, которые она прочитала, а, возможно, сердце ее пока не пробудилось для любви. Кто знает, кто знает…

Пока Дон-Жуан играл на гитаре, Егор сидел на краю письменного стола и задумчиво щелкал выключателем настольной лампы. Разумеется, в устройстве выключателя для него не было ничего загадочного, но все равно что-то в нем привлекло его внимание. С Гением часто так бывало: он мог надолго заинтересовываться самыми заурядными вещами: краном в ванной, батарейкой или мухой, ползающей по потомолку.

Катя, украдкой разглядывавшая обоих близнецов, решила про себя, что они не так уж и похожи. Движения Федора были более уверенными, в правом ухе у него красовалась серьга, а короткий ежик на голове был выкрашен в ярко-оранжевый цвет. У Егора же прическа была самой обычной, а движения были скорее неуклюжими, что особенно бросалось в глаза теперь, когда он стоял рядом с братом.

«Великолепная пятерка» уже довольно долго сидела в комнате безо всякого дела, и Федор, самый нетерпеливый из всех, начинал уже маяться от скуки. Он то бросался отжиматься на кулаках, то садился на шпагат, а потом вдруг, соскучившись, стал наносить по воздуху удары ногами. Катя, перед которой он главным образом и выставлялся, смотрела на него с неодобрением. Её совсем не тянуло влюбляться в парня, размахивающего ногами у нее перед носом. Флегматика Пашу Колбасина, мирно жевавшего бутерброд с сыром, это мелькание ног тоже беспокоило, тем более что нередко Федор начинал делать над его головой «милиметражи».

— Эй ты, Жан-Клод Как Дам, не разбей витрины! Сам будешь разбираться с моим дедом! — встревожился Дон-Жуан, отодвигая Катю подальше от разошедшегося каратиста.

— Ерунда, я чувствую дистанцию! — самоуверенно заявил Федор. — Вот смотри!