Перси Джексон и олимпийцы. Секретные материалы - Риордан Рик

Предыдущим вечером домик Гефеста провернул колоссальную операцию. Они захватили флаг у отпрысков Ареса (не без моей помощи, спасибо за поздравления!), а это означало, что домик Ареса жаждал крови. Ну да, эти ребятки всегда жаждут крови, но тем вечером они особенно пылали яростью.

В команду синих входили дома Гефеста, Аполлона, Гермеса и я — единственный полубог из домика Посейдона. Были и плохие новости: на сей раз дети Афины и Ареса (оба дома богов войны) объединились против нас в команде красных вместе с потомством Афродиты, Диониса и Деметры. Домик Афины владел вторым флагом, а капитаном у них была моя подруга Аннабет.

Что и говорить, Аннабет — из тех людей, кого лучше не иметь в стане врагов.

Перед началом игры она подкатилась ко мне.

— Эй, Рыбьи Мозги!

— Когда ты прекратишь так меня называть?

Аннабет знает, что я ненавижу это прозвище, ненавижу главным образом потому, что у меня нет подходящего ответа. Она — дочь Афины, что не дает особых поводов для дразнилки. Ну, то есть я хочу сказать, что Совоголовая или Премудрая — прозвища не очень.

— Да брось, тебе же нравится!

Она толкнула меня плечом — я так полагаю, это дружеский жест, — но на ней был полный греческий доспех, а потому я сморщился от боли. В серых глазах под шлемом сверкали веселые искорки. Нелегко классно выглядеть в боевых доспехах, но Аннабет это удавалось.

— Знаешь, что я тебе скажу, — она понизила голос, — сегодня ночью мы вас, конечно, разобьем, но если ты займешь безопасную позицию… например, на правом фланге… то я позабочусь, чтобы тебя не разорвали на мелкие кусочки.

— Ну, спасибо, — сказал я. — Только я всегда играю на выигрыш.

Аннабет улыбнулась.

— Встретимся на поле боя.

Она побежала назад к своим союзникам, а те принялись смеяться и хлопать о ее ладошку ладонями поднятых рук. Я никогда не видел Аннабет такой довольной, похоже, возможность побить меня была лучшим из всего, что могло случиться в ее жизни.

Подошел Бекендорф, держа под мышкой свой шлем.

— Ты ей нравишься, старик.

— Ну да, — пробормотал я. — Я ей нравлюсь в качестве учебной мишени.

— Да нет, они так всегда делают. Если девчонка пытается тебя убить, это значит, она в тебя втюрилась.

— Очень логично.

Бекендорф пожал плечами.

— Я в таких вещах разбираюсь. Ты должен пригласить ее на фейерверк.

Я не мог понять, шутит он или нет.

Бекендорф — староста в домике Гефеста. Такой здоровенный детина с постоянной ухмылкой на физиономии. Мышцы — как у профессионального бейсболиста, а на ладонях мозоли от работы в кузнице. Ему недавно исполнилось восемнадцать, и осенью он собирался поступать в нью-йоркский университет. Бекендорф был старше меня, а потому я прислушивался к нему, но от идеи пригласить Аннабет на фейерверк, что устраивают на берегу в День независимости — словно это самый подходящий денек для свиданий летом, — у меня даже живот скрутило.

Мимо прошла Силена Боргард, староста домика Афродиты. Ни для кого не секрет, что Бекендорф вот уже года три как сохнет по ней. У Силены были длинные черные волосы и большие карие глаза, а когда она проходила мимо, все ребята оборачивались и смотрели ей вслед.

— Удачи тебе, Чарли, — сказала она.

Надо отметить, что никто никогда не называет Бекендорфа по имени.

Силена одарила его белозубой улыбкой и пошла, чтобы присоединиться к Аннабет и команде красных.

— Ух… — Бекендорф проглотил слюну и засопел, словно на какое-то время утратил способность нормально дышать.

— Спасибо за совет, братишка. — Я потрепал его по плечу. — Я рад, что ты такой знаток в том, что касается девчонок. Нам пора. Потопали в лес.

Естественно, что мы с Бекендорфом взяли на себя самую опасную работу. Пока домик Аполлона занимал оборону со своими луками, домик Гермеса должен был атаковать центр леса, чтобы отвлечь противника. Мы с Бекендорфом тем временем должны были провести разведку на левом фланге, обнаружить флаг противника, выбить защитников и доставить флаг на нашу сторону. Все просто.

Почему на левом фланге?

— Потому что Аннабет хотела, чтобы я пошел на правый, — сказал я Бекендорфу, — а это значит, что она не хочет, чтобы мы шли на левый.

Бекендорф кивнул.

— Ну, давай за дело!

Он разработал для нас двоих секретное оружие — хамелеонские бронзовые доспехи. Если мы стояли перед скалой, то наши нагрудники, шлемы и щиты становились серыми. Если мы стояли перед кустами, то металл зеленел. Это была не стопроцентная невидимость, но весьма хорошая маскировка, в особенности на расстоянии.

— Ты смотри не испорти их, — предупредил меня Бекендорф. — Знаешь, сколько я их ковал!

— Понял, капитан.

Бекендорф хмыкнул. Я видел, ему нравится, когда его называют капитаном.

Ребята Гефеста пожелали нам удачи, и мы незаметно скользнули в лес, а наши доспехи тут же обрели зеленовато-коричневатый цвет, сливаясь с деревьями.

Мы пересекли ручеек, который служил для команд границей между территориями. Издалека до нас донеслись звуки сражения — удары мечей о щиты. На мгновение мелькнула вспышка света от какого-то волшебного оружия, но мы никого не увидели.

— Что, никакой охраны на границе? — прошептал Бекендорф. — Странно.

— Они слишком самоуверенны, — высказал предположение я, но чувство тревоги меня не покидало.

Аннабет была великим стратегом. Уж она бы не допустила никаких дыр в обороне, даже если ее команда превосходила нас численностью.

Мы перешли на вражескую территорию. Я знал, что нам нужно торопиться, потому что наша команда играла в обороне, а это не могло длиться вечно. Ребят Аполлона рано или поздно сметут. Домик Ареса не остановишь такими глупостями, как стрелы из лука.

Мы крадучись пробирались мимо здоровенного дуба, и меня чуть удар не хватил, когда из ствола вдруг появилась девчоночья физиономия.

— Кыш! — воскликнула она и исчезла в коре.

— Дриады, — проворчал Бекендорф. — Они такие обидчивые.

— А вот и нет! — раздался приглушенный голос из дерева.

Мы пошли дальше. Трудно было сказать, где точно мы находимся. Некоторые ориентиры были хорошо заметны, но лес имел склонность смещаться. Видимо, духи природы проявляли беспокойство. Тропинки меняли направление. Деревья двигались.

Вдруг мы оказались на краю полянки. И я сразу понял, что мы влипли, как только увидел большой земляной холм.

— Бессмертный Гефест! — прошептал Бекендорф. — Муравейник!

Мне хотелось развернуться и пуститься наутек. Я никогда прежде не видел муравейников, но от ветеранов лагеря слышал всякие истории. Холм поднимался до верхушек деревьев — четыре этажа минимум. Его стенки были пронизаны туннелями, через которые выползали тысячи…

— Мирмеки, — пробормотал я.

Так греки называют муравьев, но это были не совсем муравьи, а твари намного крупнее. У любого бойца они вызвали бы сердечный приступ.

Размерами мирмеки вполне могли составить конкуренцию немецкой овчарке. Их панцири отливали кроваво-красным цветом. Глаза напоминали черные бусины. На ходу мирмеки щелкали острыми как бритва жвалами. Некоторые из них несли ветки. Другие — куски сырого мяса, откуда они взялись — мне и думать не хочется. Большинство тащило куски металла: старые доспехи, мечи, бронзовые тарелки, которые каким-то образом попали сюда из трапезной. Один из муравьев волок черный лакированный капот спортивного автомобиля.

— Они обожают сверкающий металл, — прошептал Бекендорф. — В особенности золото. Я думаю, у них в гнезде больше золота, чем в Форт-Ноксе.[2] — В голосе его послышалась завистливая нотка.

— Даже не думай об этом, — сказал я.

— Не буду, — пообещал он. — Давай-ка линять отсюда, пока…

Его глаза расширились.

Футах в пятидесяти от нас два муравья с трудом волокли в свое гнездо громадный кусок металла. Он был размером с холодильник, отливал бронзой и золотом, сбоку у него виднелись выпуклости и бороздки, а снизу торчал пучок проводов. Наконец муравьи перевернули эту штуковину, и я увидел ее спереди. Я аж задохнулся от изумления.

— Это же…

— Тихо! — Бекендорф потащил меня назад в кусты.

— Но это же…

— Голова дракона, — с ужасом сказал он. — Да. Я вижу.

Морда была длинная, размером с меня, пасть открыта, и в ней виднелись металлические зубы, похожие на акульи. На шкуре чередовалась золотая и бронзовая чешуя, вместо глаз — рубины размером с мой кулак. Голова была словно отрублена от тела, наверное, муравьи отгрызли ее своими жвалами. Провода обгорели и перепутались.

Голова эта, скорее всего, была тяжелая, потому что муравьи с трудом тягали ее — всего на несколько дюймов за один рывок.

— Если они дотащат ее до муравейника, им помогут другие муравьи, — сказал Бекендорф. — Мы должны их остановить.