Черная-черная простыня (Сборник) - Емец Дмитрий

Мокренко очнулся первым. Он ударил Фильку по запястью и перевел луч фонаря вниз – на сырой пол.

– С ума сошел? Хочешь его разбудить? – зашипел он.

Хитров не отвечал, все так же завороженно продолжая таращиться в темноту – туда, где стоял гроб. Все его тело было как одеревеневшее. Петьке пришлось хорошо встряхнуть его и даже хлопнуть по щеке, прежде чем Филька очнулся.

– Что со мной было? – спросил он очумело.

– С тебя причитается.

– За что это?

– Ты застыл, как статуя, – пояснил Мокренко. – Если бы не я, ты так и светил бы до полуночи, пока батареи не сели бы или пока Хватало-Растерзало не прикончил бы тебя. А теперь давай прятаться.

Филька направил луч фонаря на часы. Была уже половина двенадцатого. Разбирая завал, они и не заметили, как пролетело время. С каждой минутой Хватало-Растерзало начинал все активнее шевелиться в гробу: просыпался.

Сообразив, что он вот-вот пробудится, подростки заметались по склепу. Где спрятаться, когда вокруг только сырые кирпичные стены?

Наконец Филька разглядел под каменным столом, на котором стоял ящик с упырем, достаточного размера проем. Забившись в него, ребята погасили фонарь и оказались в кромешной темноте. Слышно было, как прямо над их головами шевелится в железном гробу Хватало-Растерзало.

Минутная стрелка с неуклонной жестокостью приближалась к цифре «двенадцать».

Едва пробило полночь, как Хватало-Растерзало сел в ящике. Глаза упыря открылись.

– Странно. Чую я, что тут кто-то есть... Глаза мои! Что вы видите? – прохрипел Хватало-Растерзало.

Огненные угли заворочались в своих орбитах.

– Ничего мы не видим, хозяин.

– А вы, уши, вы что слышите?

Отрубленные уши Хваталы-Растерзалы прыгнули к нему на ладони, прислушались и пропищали:

– Мы ничего не слышим.

– Странно, – пробулькал упырь. – Нос, нос, что ты чуешь?

– Ничего не чую. Я забит землей, – гнусаво ответил нос.

– Нет на вас надежды! Видно, придется самому искать! – Хватало-Растерзало выбрался из ящика и принялся шарить руками по углам.

Филька и Петька Мокренко сидели под ним ни живы ни мертвы от ужаса, вцепившись друг в друга. Обойдя весь склеп, упырь, переваливаясь, вновь направился к гробу.

«Господи!» – подумал Филька. Хватало-Растерзало внезапно остановился, будто его толкнули в грудь. С минуту он стоял без движения, а потом, сжав руками голову, снял ее и стал энергично вытряхивать.

– Болит у меня нынче голова! Видать, засорилась, – сказали его синие губы, когда голова вновь была установлена на прежнее место.

– Секира! Ко мне! – приказал Хватало-Растерзало.

Черная Секира со звоном вылетела из гроба.

– Секира! Теперь твоя очередь! Лети, обыщи весь свет, но заруби этих маленьких негодяев и принеси мне их мясо и их кровь! Если сегодня или завтра я не поем, то навеки сгину! – сказал Хватало-Растерзало.

Покачнувшись, Секира оторвала свой отточенный конец от земли и нерешительно поплыла по воздуху к гробу. Филька с ужасом подумал, что она их учуяла.

– Ты что, снова спать хочешь улечься? – заревел Хватало-Растерзало. – А ну прочь! Не слышала, что я тебе сказал?

Секира зависла на мгновение, словно колеблясь, а потом решительно понеслась к глинистому ходу. Несколько мощных ударов – и она со свистом вырвалась наружу. Она летела стремительно, быстро, неостановимо. Чувствовалось, что ничто в мире – ни шкура, ни восковые люди – не сможет ей помешать.

Хватало-Растерзало неуклюже подошел к железному ящику.

– Перчатка, Перчатка, положи меня обратно! Полежу в гробу, подумаю о том, как сожру после весь свет! Только бы Секира принесла мне двух этих негодяев!

Кожаная Перчатка подхватила упыря и уложила в гроб, а сама улеглась рядом на подушку.

– Почему ты беспокоишься, Перчатка? И ты почему стучишь, Желтый Ботинок? Точно чуете кого-то! Лежите смирно и не мешайте мне! – прикрикнул упырь.

Филька с некоторым облегчением подумал, что без приказа упыря ни Кожаная Перчатка, ни уцелевший Желтый Ботинок ничего не смогут им сделать. Главное теперь – дождаться утра.

Ночь тянулась томительно. Нельзя было даже зажечь фонарик, чтобы посмотреть на часы. Да и сами часы пришлось забросать землей, чтобы уши упыря не услышали их тиканья. Наверху, отделенный от них лишь дном железного ящика, ворочался Хватало-Растерзало.

– Да что же это? Никак улечься не могу! Будто кто мне мешает! – ворчал он.

Филька не знал, сколько прошло времени, когда в воздухе вновь раздался свист. В склеп влетела Секира. Хватало-Растерзало сел в гробу. Его пустые глазницы открылись, и в них зажглись красные угли.