Страхи из новой коллекции - Селин Вадим

— Но как такое может быть? — запутался я.

— Все очень просто. Ты же слышал о самовнушении?

— Да, я пытался внушить себе, что не боюсь находиться в закрытых помещениях, но у меня ничего не получалось, — признался я.

— Правильно. Еще можно говорить себе: «Я расту, я расту, я расту», и человек действительно вырастает. Или я знаю одну девушку, которая была с кривым носом, она внушила себе, что у нее прямой нос, и через некоторое время он стал прямым… Так и здесь: подсознание смешивается с сознанием, но вот только последствия моих эпизодов исчезают.

— Ясно… Так зачем вы делали вид, что не знаете меня и Любку?

— Мне надо было от девчонки избавиться, очень уж она приставучая. А если б я сразу с распростертыми объятьями тебя приняла, а ее выгнала, она б что-то заподозрила. Короче, хватит о ней.

— Подождите, я все-таки мало что понял. Когда мы попали в лес, Женька говорил, что видел смерть…

— «Смерть»! — засмеялась Саакян. — Это я была. В подсознание влезала, наблюдала за вами.

— А как все эти… эпизоды на камеру снимали?

— Это сложно объяснить. Ваше подсознание посылало импульсы специальному прибору, который их принимал и записывал на пленку все, что творилось в вашей голове, понятно?

— Почти… — протянул я. — А монета с солнцем? А отрезанные пальцы — это действительно было с Женькиными родственниками?

— Нет, конечно, — повозила Саакян чашкой по столу. — Это я придумала. Классно, да? Хочу этот момент внести в один из своих фильмов… Ладно, Влад, перейдем к делу: так ты согласен бояться за деньги?

— Нет, — по-прежнему отказался я. — Больше я этого не вынесу.

Только я это произнес, как Оксана Альбертовна стукнула кулаком по столу, расплескав тем самым чай, заорала:

— Ах так! Тогда получай новый страх! — И брызнула мне в лицо струей из маленького баллончика.

Однако я увернулся и не вдохнул в себя распыленную жидкость.

— Вот! Вот тебе! — кричала Саакян, надвигаясь на меня, держа в руках баллончик. — Я научу тебя мне подчиняться! Дурак!

— Сами вы дура! — отфутболил я оскорбление и почувствовал, что сейчас злость на эту Саакян, на то, что она со мной, с Женькой и, наверное, с другими ребятам сотворила (интересно было бы посмотреть чужие эпизоды…), вырвется наружу.

Так и произошло.

В очередной раз увернувшись от ненормальной ученой, я в один прыжок достиг стеллажа и схватил с него чей-то страх. Бросив взгляд на банку, я прочитал: «Любовь Демидовна Балаболкина. Сколинофобия».

— Поставь на место! — завизжала Саакян, переходя на ультразвук. — Это очень редкий страх — боязнь школы!

— Ага, сейчас, разбежался! — зловеще рассмеялся я и… с размаху грохнул банку об стену.

Оксана Альбертовна открыла рот и бессвязно стала что-то кричать. Я начал хватать с полок чужие страхи и один за другим бить банки об стену. Стоял страшный грохот, банки бились…

— Что ты наделал, дебил?! — затряслась Саакян, доставая из ящика стола пистолет. Трясущимися руками она направила дуло на меня и взвела курок. Она была самой настоящей сумасшедшей, помешанной на своей идее. Сумасшедшей, которая могла меня убить. — Идиот!

Я уже приготовился умирать, как случилось неожиданное: вдруг гора стеклянных осколков затряслась, и над ней поднялось большое облако. Я догадался, что все страхи смешались воедино.

— Что ты натворил! — воскликнула Саакян, отбрасывая пистолет в сторону и направляясь к двери. — Пропусти меня! Быстро-о-о!

Но добежать до двери она не успела. Жужжащее, как рой пчел, облако, сжавшись до размеров бильярдного шара, завибрировало и устремилось ей в спину. Оксана Альбертовна дернулась, как если бы пуля попала ей в спину, и застыла на месте. Посмотрела на меня удивленными глазами, осела на пол и потеряла сознание.

Не успел я ничего сообразить, как дверь в комнату распахнулась от сильного удара, и внутрь ворвались люди в милицейской форме. Среди них маячила фигурка Любы Балаболкиной.

— Вот она! — завопила Люба и ткнула пальцем в лежащую на полу Саакян. — Я сразу поняла, сто она маньяська!

Дальше все помню как во сне. Саакян очнулась, на нее надели наручники и куда-то увели. Люба что-то энергично кричала насчет того, что в лагере завелись маньяки, что она, когда Саакян меня заперла, не стала мелочиться — искать Настю, а подняла на уши всю милицию, отделение которой, к счастью, находилось рядом с лагерем. Кто-то меня взял под руки и куда-то отвел…

В голове крутилась одна мысль: «Неужели этот бред закончился?»

Я лежал на полотенце, постеленном на мелкую горячую гальку, и нежился на солнце. Кожу уже начало немного припекать, и я подумывал о том, чтобы пойти окунуться в море, как вдруг мне на живот что-то упало. Я открыл глаза.

— Узе читал? — спросила Люба, кивая на газету, которая покоилась на моем животе.

— Не-а, а что там? — лениво поинтересовался я. Все-таки окунуться надо, а то можно обгореть. Потом придется сметаной мазаться…

— Поситай — узнаес.

Я взял газету и увидел большую статью с фотографией, на которой была изображена Оксана Альбертовна Саакян в смирительной рубашке. Ниже было написано: «Собирательница страхов», психолог-физик Саакян Оксана Альбертовна, создавшая лагерь для подростков, страдающих различными фобиями. — Дальше вкратце рассказывалось о лагере «Две сосны», о том, что в нем не так давно творилось, что Саакян, когда еще работала в научно-исследовательском институте, совершила много должностных преступлений, а потом подалась в бега. — Саакян помещена в психиатрическую клинику на принудительное лечение. Интересен тот факт, что сама женщина, получившая в народе прозвище «собирательница страхов», страдает множеством фобий. Врачи говорят, что такое количество страхов не видели еще ни у одного человека…

«Это что же получается? — подумал я. — Страхи, выпущенные мной на волю, вселились в саму Саакян? Ну, дела! За что боролась, на то и напоролась…»

Я продолжил читать: «Вожатая „Просто Настя“, как называют ее ребята, пострадавшие от действий Саакян, до сих пор не найдена. Вполне возможно, что ее не существует и она — часть „эпизодов“, придуманных Саакян. И как счастливый конец: несмотря на все ужасы, произошедшие в специализированном лагере, ребята избавились от страхов. Психологи, проведя тестирования и тренинги, постановили, что теперь ни один из пациентов не страдает фобиями. За это Оксану Саакян можно только поблагодарить…»

— Надоело уже, — сказал я, отбрасывая от себя газету, как ядовитую змею. — Блин, никогда б не подумал, что и Просто Насти тоже нет. Вот так и кушай в автобусе бутерброды, потом еще не то почудится… Идем лучше купаться.

— Давай Зеньку подоздем, он за сладкой ватой посол.

Да, забыл сказать: всем ребятам, кто все-таки морально пострадал от действий Саакян, дали путевки в обычный лагерь, где мы наконец-то могли нормально, без всяких приключений, отдохнуть. Я чувствовал себя в долгу перед Любой. В последнее время мы трое — я, Женька и шебутная Любка сильно сдружились. Ей скоро должны снимать брэкеты, и она не будет больше шепелявить.

Вернулся Женька со сладкой ватой.

Я отщипывал липкие перышки и, отправляя их в рот, думал: «А что, писатели не так уж и далеки от реальности… Со мной тоже, можно сказать, приключилась страшилка, и все закончилось хорошо. Значит, счастливый конец должен быть, не так ли? Куда же без него?»

— Ой, смотрите! — завопила Люба.

Мы обернулись. Весь пляж на мгновение затих, затем все как по команде завизжали и лавиной хлынули в море.

Испугаться было чего: к пляжу подходила огромная трехголовая собака с красными светящимися глазами. Ростом она была метров пять, размерами с хороший дом.

Люба тяжело вздохнула, уперла руки в боки, повернулась к морю и крикнула бултыхающимся в воде людям:

— Так, кто тут наситался на нось мифов Древней Гресии, а? Кто из вас боится Сербера?!