Коготь динозавра - Коржиков Виталий Титович

— Такой маленький, а так много знаешь, — удивилась Светка. — Зачем?

— До космоса далеко, а человек хочет в космос, — улыбнулся Церендорж.

— Космос рядом, — возразил Генка и подбросил в руке камень. — Только знаем мы с гулькин нос. Мы ещё не имеем представления о том, какие вокруг нас проносятся космические сигналы. А если думать, что очень много знаешь, так остаётся сложить пальцы на животе и заниматься пузогрейством.

Церендорж вдруг мелко захохотал.

— Ты что? — спросила Людмила Ивановна.

— Сопсем как ламы когда-то делали!

— Как?

— Насыплют холм, посадят наверху деревья, сделают маленькое озеро и лежат вокруг. Пальцы на животе сложат, в небо смотрят и фантазируют, будто в рай попали. Сейчас им в рот хурильте хол падать начнет!

Людмила Ивановна улыбнулась.

— Фантазировать хорошо. — сказал Генка. — Но все технические совершенства, которые фантасты приписывают инопланетянам. — искусственные планеты, искусственные города в космосе, космобусы — когда-нибудь мы будем создавать своими руками, сами. — В голосе его было столько убеждённости, что даже Вика оперлась локтем о спинку сиденья и посмотрела на Генку с интересом.

А Людмила Ивановна засмеялась:

— Ну уж у тебя всё — сами, сами!

— А что? — к ней резко повернулся Василий Григорьевич. Брови его сдвинулись, и сразу обозначился резкий упрямый профиль. — Это же прекрасно! Человек всё должен делать сам! Думать сам, принимать решения сам; работать для всех и со всеми — но сам! Так я думаю, а? — Он повернулся к Коле: — Ты-то как думаешь?

Коля вдруг растерянно замигал, оглянулся на Людмилу Ивановну. Он как-то не придавал особого значения тому, что думает он сам.

— Я тебя спрашиваю. — настойчиво сказал Василий Григорьевич, приметив у Коли привычку оглядываться.

— Я не думаю, я смотрю, — растерянно улыбнулся Коля. Он и вправду всё смотрел на каменистую горячую дорогу.

— А кем думаешь стать?

— Ну, наверное, историком. — Коля пожал плечами.

— Тогда должен думать! — энергично сказал Василий Григорьевич. — Очень думать! Вот перед тобой дорога. Пока не думаешь — камни, песок. А чуть подумал — не просто дорога, а история! — Он быстро показал рукой вперёд, так что все привстали. — Вон спешат люди. Спотыкаются ноги об эти камни от горя, приплясывают от радости. Какая у них радость, какая беда? Но вот поднимает камень путник на путника. Сталкиваются отряды. Бегут одни, настигают другие. Льётся кровь. Зачем? Почему? Тут только подумаешь, и мысли потянут сквозь века. Как добрые лошадки. Тут что ни метр — целая диссертация. А историю нужно не только узнавать… — подмигнул Василий Григорьевич.

— Историю нужно двигать, — подхватил Генка. И под обшнй смех он постучал камнем по лбу. — Лошадок надо погонять!

Коля не обиделся. Он и сам, слушая Генку, волнуясь, чувствовал, как хотелось бы ему иметь свои мысли, управлять ими. Самому, не оглядываясь.

И вдруг ему стало приятно оттого, что он об этом всё-таки подумал. Ему стало весело, он рассмеялся.

— Ты что? — спросила Светка.

— Лошадка побежала! — сказал Коля, и все засмеялись.

МОЖЕТ ЖЕ БЫТЬ У ЧЕЛОВЕКА ТАЙНА…

Все засмеялись. А Людмила Ивановна, гордая, что её подопечные не где-нибудь, а в пустыне Гоби ведут такие разговоры, вдруг мягко сказала:

— Все говорят. Одна Вика у нас что-то молчит и молчит.

— И в музее здесь не била, и на улицу не виходила, — сказала Светка и спросила: — Что с тобой?

Вика покраснела. Ей казалось, что её никто не видит, никому до неё нет дела. Она сама по себе. Как островок! И то, что на неё снова обратили внимание, смутило её.

— Скучает, наверное, — осторожно сказал Коля. Он тоже немного скучал. У него дома были два брата.

— Влюбилась! — крикнул Генка.

Вика покраснела ещё больше. В этом была и правда, и нет… Может, и правда, но какая-то не такая. И всё же эти слова задели Вику. Ей стало почти больно, у переносицы медленно собирались слёзы.

— Ну и что ж? Всё может быть, — сказал Василий Григорьевич. — Но может быть, у человека просто какая-нибудь тайна. Может же быть у человека тайна?

И Вика с удивлением и благодарностью посмотрела на него. Это вот было самое правильное! Конечно, тайна…

И, еле заметно улыбнувшись, она почувствовала: ей стало легче и радостней. И оттого, что её не забывали, и оттого, что сейчас все придвинулись к ней.