Дракончик Пыхалка и Великий Мымр - Емец Дмитрий

Любопытство к осколкам было подозрительным, но девочке льстило, что с ней говорят, как со взрослой. «Ведь он же не Мымр, почему бы не отдать ему волшебную мозаику? У него она будет в безопасности!» – мелькнула у девочки мысль, показавшаяся ей удачной.

– Она ведь у тебя не с собой? Согласись, глупо таскать с собой кусочки керамики! Тебе-то они ни к чему, а мне бы пригодились.

Маша хотела ответить, что мозаика у нее дома, но увидела под столом за спиной у завуча неизвестно как очутившегося здесь Куклаваню. Пупс делал страшные рожи. Скорее всего пытался сообщить Маше что-то важное, потому что размахивал руками так, будто собирался взлететь.

Маша присмотрелась к Игорю Максимовичу и заметила то, чего сам он пока не видел, – что край его густой бороды отклеился и под ней возникло красное бугристое лицо, то самое, которое она уже видела в зеркале.

– У меня нет никакой мозаики!

– А я говорю: она у тебя! – взревел завуч.

Девочка стала незаметно пятиться к дверям. Лжезавуч медленно надвигался на нее, вытягивал руки и повторял: «Отдай, отдай его мне!»

Видя, что Маше грозит опасность, Куклаваня выскочил из-под стола и опутал чудовищу ноги куском бечевки. Лжезавуч споткнулся и растянулся во весь рост.

Воспользовавшись замешательством завуча, Маша выскочила в коридор. За Машей вышмыгнул пупс, которого она подхватила на руки.

Завуч метнулся следом. У дверей он застыл, провел по лицу рукой и, увидев, что борода отстала, посерел от злобы. Проскрежетав: «Проклятая девчонка!», он ударил кулаком по столу и через стекло прыгнул в окно. Уже в полете его пиджак лопнул. Взметнулись черные крылья.

Когда на звон разбитого стекла в учительскую прибежала уборщица, на полу между осколками лежала похожая на тряпку фальшивая борода. И это было все, что осталось от нового завуча Игоря Максимовича.

Глава 9

Начало славных дел князя Пирожевского

– Гой еси, славный князь! Тьфу! Да просыпайтесь же, Петр Петрович!

Пирожков открыл глаза. Над ним склонилось румяное лицо Авдохиной. В руке его соседка держала стакан молока.

– Это из Молочной речки с кисельными берегами. Пришла вас угостить! – сказала Авдохина. Продавщица была ранней пташкой – таких людей обычно называют жаворонками, Пирожков же просыпался поздно и любил поваляться в постели – таких называют совами.

Пирожков отхлебнул молока и, скривившись, спросил:

– А пивного болотца у них тут нету? Я бы из него с большей радостью хлебнул.

Снаружи донесся понимающий хохот богатыря Святозара, который чистил коней.

– Слышь, Баба-Яга! Приезжий богатырь спрашивает: пивное болото у нас на Буяне есть? – радостно окликнул Святозар Бабу-Ягу.

– Я вам покажу пивное болото, шаромыжникам! Им подвиги совершать, а они в пивном болоте увязнуть хотят! – возмущенно заворчала Яга.

Пирожков выглянул в окно. Избушка за ночь ушла из леса и нетерпеливо перетаптывалась там, где сливались воды двух рек – Семиструйной и Молочной с кисельными берегами.

Пирожков спустился с печи и привычным движением, только слегка запутавшись в рукавах, надел кольчужную рубашку.

– Выспался, племяш? Самобранку-то расстилать? – забеспокоилась Баба-Яга.

Жизненный опыт подсказывал ей, что мужчин всегда нужно кормить, поить и укладывать спать.

– Что будем делать с Мымром? Придумала, бабушка?

Баба-Яга смотрела на него одобрительно.

– После завтрака скажу. На голодный-то желудок и ухо не работает! – пообещала она и, вытащив из сундука скатерть-самобранку, расстелила ее на столе.

На скатерти появились пироги с капустой, квас, щи и сибирские пельмени. Авдохина ахнула. Она с легким недоверием взяла пирожок, понюхала и осторожно откусила. На лице у нее появилось удовольствие, смешанное с удивлением, и через полминуты они с князем Пирожевским уже жадно уплетали все, что стояло перед ними.

– Угощайтесь, милки, угощайтесь! Вон травки возьмите волшебной, от нее молодеют, все хвори и недуги покидают, силушка приходит, – одобрила Баба-Яга.

– Как же Святозар? Давайте его тоже пригласим! – забеспокоилась вдруг Авдохина, вскакивая.

– Не полошись! – успокоила ее Баба-Яга. – Я Святозару поесть на двор вынесу. Он так тяжел, что, коли войдет, у моей избы ножки подломятся.