Дракончик Пыхалка и Великий Мымр - Емец Дмитрий

Баба-Яга погладила дракониху по блестящей чешуе.

– Летите за Мымром, а я с Горынычем останусь! Беда большая, да и Сказочную страну спасать надо, – сказала она.

Дракониха молча кивнула и посмотрела на Машу и Куклаваню, приглашая их сесть себе на спину.

Печальным был их полет к Скалистым горам. Когда, наконец, они прибыли к Старому городу на вершине горы, Мымр уже скрылся в узкой расщелине, куда дракониха не смогла протиснуться.

Маше и Куклаване ничего не оставалось, как расстаться с ней и одним продолжать путь. Хотя у них почти не было надежды спуститься на дно Мрачной расщелины и помешать Мымру собрать мозаику, отказываться от борьбы было нельзя. За их плечами лежал не только остров Буян со всей Сказочной страной, но и их собственный мир.

– Там, в глубине, озеро с мертвой водой! Если найдете – принесите Горынычу! – голосом, севшим от горя, напутствовала их дракониха.

– Принесем! Не волнуйтесь, сделаем все, что сможем! – пообещала Маша.

Девочка помахала драконихе, взяла пупса и стала спускаться по ступеням, высеченным много тысячелетий назад, в самое сердце горы.

Глава 19

Схватка

Пыхалка, Ягуся, кукла Оля и Ученичкин, понимая, что до завтрашнего утра мост в пространстве у трубы на Моховой не откроется, сели в летающую машину и вернулись домой.

– А если полететь через океан? Я же летал? – все время спрашивал дракончик у Ягуси, пока старушка рулила, огибая высотные дома.

– Можно-то можно! А о родителях Маши ты подумал? – ворчливо отвечала Ягуся. – Представь, придут они в ее комнату, вся одежда на месте, все на месте, а дочь пропала? Так что хочешь не хочешь, придется тебе превращаться в Машу.

– Мне в Машу? Не люблю превращаться в девчонок! Никогда в них не превращался! – скривился дракончик.

– Ничего не поделаешь. Побудешь пока Машей, а там видно будет… – неопределенно отвечала Ягуся, и Пыхалка понимал, что она права.

Успели они вовремя. Едва Пыхалка успел превратиться в Машу и нырнуть под одеяло, как мама пришла будить заспавшуюся девочку. Хорошо еще, день был выходным, иначе Маше не дали бы спать до десяти утра.

– Иди завтракать! – Мама заглянула в комнату.

– А горчица будет? – зевнул Пыхалка, неумело наматывая на кулак косичку. Дракончику казалось, что именно так их заплетают.

* * *

Уже второй день Святозар, Мучуча, князь Пирожевский и Авдохина проводили на дне Мрачной расщелины. Они исследовали каждую ложбинку в скалах, но так и не обнаружили широкого прохода в пещеру с мозаикой. Должно быть, их первоначальная догадка оказалась правильной, путь к мозаике был один – то крошечное отверстие, которое они обнаружили в самом начале. Мымр умело охранял свою тайну.

Святозар несколько раз пытался проломить скалу, но тщетно. Он поломал копье и расстрелял все стрелы, пытаясь сшибить мозаику через отверстие. В конце концов из оружия у него остался один меч на поясе, и на этом Святозар решил пока остановиться – меч еще пригодится ему для битвы со Злыднем.

А ночью под утро Мучуча разбудила их громким криком. Святозар и князь Пирожевский схватились за оружие.

– Что случилось? Кто напал?

– А-а-а! Я… я видела, как он шевелится! – дрожа, сообщила Мучуча.

– Кто он?

– Грифон. Я заглянула в отверстие… просто так заглянула и увидела, как он пошевелил лапой. А потом… потом он повернул голову в мою сторону… А-а! Страшно!

Святозар выхватил меч, зажег факел и бросился к щели. Он просунул пылающий сук в маленькую пещеру и с облегчением убедился, что грифон неподвижен. Мучуче померещилось. Правда, Святозару показалось, что грифон выглядит намного более живым, чем вчера вечером. Даже краски древней мозаики стали ярче. Мозаика слилась воедино, и Святозар с трудом различал места стыков отдельных фрагментов.

– Он не шевелится! – пробасил Святозар. – Его лапы и голова в таком же положении, как и вчера.

– Нет, он шевелился! Я же не сумасшедшая! – с горячностью утверждала Мучуча.

Авдохина передернула плечами. С тех пор, как Мучуча пыталась отбить у нее Пирожкова, Авдохина считала своим долгом с поводом или без повода спорить с Мучучей. Иногда доходило до абсурда. Если Мучуча утверждала, что что-нибудь черное, Авдохина назло ей говорила, что белое.