Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки - Бианки Виталий Валентинович

У меня в палисаднике случай был.

Целый выводок воробьишек на улице за моей изгородью прыгал. А ястреб через два двора в ёлке прятался, с них глаз не спускал — караулил минуту.

Ястреб ведь не то, что сокол. Соколу что шире кругом, то лучше. Он как волк свою добычу ловит — догоном. И всё больше на лету птиц берёт. А ястреб — этот как кошка: схоронится в засаду да вот из прикрытия-то и кидается. От него куда ни схоронишься, — он вытащит: ноги долгие, когти хваткие.

Вот ястреб сидел на ёлке и ждал, когда людей на улице не будет. Меня не видал, потому что я в избе сидел, за окном.

Улучил минутку, снялся да по-за избами неприметно — да шасть на воробьишек!

Те, конечно, горохом врассыпную!

А один не успел.

Ястреб уж над ним и ноги вперёд вытянул, — вот скогтит!

А воробьишка, не будь дурак, скок — и за изгородь. Он маленький, ему между кольями как раз проскочить.

Ястребу, конечно, так нельзя: крылья не дадут, — они у него широкие. Ему через изгородь надо.

Он взмыл — и ко мне в палисадник.

А воробьишка назад — сквозь прутья — на улицу.

Ястреб повернул да за ним — через изгородь.

Ну, да ведь не поспеть же ему никак: воробьишка-то давно уж опять у меня в палисаднике.

А тут на улице люди показались — колхозники наши.

Пришлось ястребу убираться подобру-поздорову: так и так не его добыча!

Провёл его воробьишка. Хоть целый день за ним гоняйся — не поймаешь.

РЯБЧИКИ

Рябчики — вот у кого поучиться в прятки играть.

— Уж кому-кому, а нам-то, охотникам, доподлинно известно, какие они ловкачи по этой части.

По тетеревиным или там глухариным выводкам умудрился — вывел человек легавых собак, разных там сеттеров да пойнтеров. Таких собак, что стойку на дичь делают.

Легавая собака носится впереди хозяина — туда-сюда: дичь разыскивает. А как нашла, так на полном ходу — стоп! — и ни с места.

Тетеревята, конечно, от неё в траве прячутся, под кочками. Припадут к земле, — не шелохнутся.

Каждый тетеревёнок думает: «Она не на меня глядит. Она меня не заметит».

А собаке видеть их совсем и не надо: она носом точно знает, где они сидят, — чутьём.

Охотник, конечно, подходит, посылает собаку вперёд. Тетеревята все разом — фырр! — срываются, летят кто куда. Тут уж, ясно, разве только слепой их не увидит: в воздухе да совсем близко.

Которые в траву опустятся, — тех живо опять собака носом разыщет. А которые на деревья усядутся, — те перед тобой как на ладошке: рыженькие-то на зелёном.

Бери палочку-стукалочку, стучи: «Вижу! Вижу!»

А вот на рябчиков никакая собака не может.

Те, как её заслышат, сразу — фырр! — и всем выводком по деревьям. Ружья поднять не успеешь.

А сел рябчик на дерево — и кончено: пропал из глаз.

Такое у него перо-невидимка. Самого защитного цвета в лесу — пёстрого. Всё в серых, да чёрных, да рыжих рябинах. В лесу-то ведь всё кругом в глазах так пестрит.

Только я придумал всё-таки, как их на ветках высматривать.

Вспорхнёт выводок с земли, и слышно: «стук, стук, стук!» — по веткам рассеялись; я сейчас становлюсь на колено, голову к плечу нагибаю — и так гляжу. Этак тебе всё по-другому видится.

Лес будто набок приляжет. Ветки всё слоями на небе, слоями. И сучочки все торчат прямо от них или вниз. И уже неважно тебе, что листва пестрит: ты только сучочки эти и примечай.

Глядишь так, глядишь на деревья, да вдруг и удивишься: почему один сучок на ветке столбиком вверх?

Эге, брат, вот ты где!

Стоит на ветке ножками, сам весь вытянулся, головка маленькая, — какой же это сучок, бутылочкой-то!

Ведь это рябчик.

Рябчик и есть.

Ну, тут я за палочку-стукалочку: стук! — и мой.

Однако, как говорится, и на старуху бывает проруха. Наскочил я на один выводок, — ну, никак его не взять.

Так вот — там лесосека старая, так вот — лес за углом.

А в углу под большим лесом ещё частый осинничек поднимается. И как сюда ни придёшь, — из этого осинничка выводок рябчиков. Фырр! — и на большие деревья. Долетят — и пропали.

Уж как я их только ни высматривал: и с колена, и на землю ложился, — ну, нет ни одного рябчика на ветвях!

А и лес тут на опушке вовсе редкий, дерево от дерева в особицу стоит, — каждое просматривается, — лучше не надо.

А вот ни одного такого «сучка» нет, чтобы вверх глядел.