Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий

– То есть вычислить пришельцев нельзя? Вообще никак? – Тане удалось остаться огорченной. Отчасти из-за титанов, которые могли ее прихлопнуть.

Дверь кабинета распахнулась. Золотой сфинкс зарычал было, но внезапно его рычание сменилось дружелюбным урчанием. Вбежавший Тарарах походя бросил ему сосиску, которую сфинкс схватил, высунувшись головой из двери. Тарарах снес не успевший увернуться стул и бросился к академику. В комнате запахло русалками, навозом, еловыми опилками и мокрым бараньим полушубком.

– Я знаю! Придумал, как найти этих гадов! Они у нас не отвертятся! Всех разом накроем! – крикнул он.

– Мы не одни! – мягко напомнил академик.

Тарарах удивленно оглянулся.

– Так это ж Танька! – воскликнул он.

– И?.. – спросил академик.

– Ну так Танька ж это! Не Попугаева какая-нибудь, она не растреплет! Ну, я это… при ней? Э?

Сарданапал еще не ответил «да», а питекантроп возбужденно продолжал:

– Магические животные способны узнавать чужаков, если те окажутся рядом с ними. Зверушки-то они того… ушами не хлопают… им надо быстро сообразить: кто враг, а кто друг. Кто плохо сообразит – того съели!

Тарарах размахивал руками, задевал мебель. Сарданапал пока не разделял его восторгов.

– И что ты предлагаешь? Привести в Тибидохс единорога?

Тарарах замотал головой так радостно и решительно, что в двух шагах от него стало ветрено.

– Не-а. Зачем? Единороги – они нервные, им стрессы ни к чему. Мы тут это… перетерли с Соловьем… Он не соглашался поначалу, но я его убедил. Гоярына хотим женить! Ну если вы не против! Глава школы все-таки и все такое! – восторженно выкрикнул он.

– Гоярына? – невольно улыбнулся академик. – А он не старый? И на ком женить?

Короткие пальцы на могучих ручищах Тарараха пришли в движение. Казалось, он пытается выразить пальцами то, что никак не нашарит словами.

– Да есть у меня дружок из перевоспитавшихся вампиров… драконами, короче, занимается. У него на примете отличная невеста! Зовут Агнесса! Милая драконья девушка самой что ни на есть варяжской породы! На ладьях у викингов… ну это… чьи морды были?

– Неужто Агнессы? – попытался угадать Сарданапал.

– Ну не самой Агнессы, а ее родственничков! Размах крыльев… – Тарарах раскинул ручищи, задев разом две стены, – семь метров. Хвост – четыре метра, заканчивается костяным зубцом. Внутри зубца дополнительная огнедышащая железа. Так что перезарядки не потребуется. Красавица, а?

– Красавица! – осторожно признал академик.

Лучше б он промолчал, потому что обрадованный питекантроп с воплем: «Я знал, что вы согласитесь!» – немедленно полез к Сарданапалу обниматься. Обхватил громадными ручищами, стал стучать ладонями по спине.

– Все-все! Хватит! Ты меня придушишь! Я не говорил, что согласен!

– Эта Агнесса… короче… последние сто шесть лет мирно спала, но недавно проснулась с твердым намерением выйти замуж. По этому случаю она уже перекалечила с десяток джиннов!

– А при чем тут джинны?

– Да, в общем, ни при чем. Просто попались под горячую… струю. Драконихи – своеобразные существа. Нежными их назвать трудно. Самка дракона при первой встрече с будущим суженым приходит в дикую ярость и пытается его прикончить. Зубы, крылья, хвост – все идет в ход. Если ей этого не удается, она понимает, что он и есть тот единственный, кого она ждала всю жизнь, – сообщил Тарарах.

– А до этого Агнесса не была замужем? – спросила Таня.

Тарарах сделал страшные глаза. От академика это не укрылось, и он повторил Танин вопрос. Питекантроп заерзал и принялся смущенно скрести под мышками, не забывая с укором смотреть на Таню.

– Не сложилось у ней… короче… Хилый нынче драконий мужик пошел! Тринадцать женихов насмерть ухлопала да еще десять полуживыми улетели. Гоярын – ее последний шанс на женское счастье.

– А если она окажется сильнее Гоярына? – спросил академик.

– Да не! Какое там! Я ж не авантюрист! Да и Соловья я уговорил! Вы подумайте: сто яиц! Ради этого стоит рискнуть!

– Рискнуть? То есть ты не уверен?

– Да какое там не уверен? Сто молодых драконов! А порода какая! Всего-то через тысчонку лет у нас будет куча чемпионов! Вы только подумайте! – завопил Тарарах, махая на Таню руками, чтобы и она уговаривала Сарданапала.

– Ну… в общем… да… тысячу лет подождать можно! – сказала Таня.

– Вот видите! И молодежь поддерживает! – закричал Тарарах. – А главное – отказываться поздно! Мой дружок купидона прислал, что они уже вылетели! Послезавтра днем Агнесса будет здесь! Нужно, чтобы ее встречала вся школа. Преподаватели, ученики, домовые, даже ангарные джинны.

– А это зачем? – спросила Таня.

– Ну как? Агнесса – это ж не домашний дракон! Инстинкты у нее ого-го, а главное, она никого тут не знает. Шпионам Той-Кого-Нет не позавидуешь! Она их из-под земли выцарапает!

– «Один к дракону в лапы угодит», – протирая очки, негромко сказал академик, однако Тарарах его не расслышал. Он тряс своими здоровенными ручищами Таню, повторяя:

– Что стряслось-то? Выше клюв! Чагой-то ты какая-то нерадостная!

– Я радуюсь про себя, – сказала Таня.

– По-моему, ты радуешься очень про себя! – уточнил питекантроп и захохотал, довольный собственной шуткой.

У Тани была привычка оставлять зарубки на теле времени. Зарубки самые простые. Например, она процарапывала ногтем полоску на покрашенной стене и говорила себе примерно так: «Когда я через месяц увижу эту царапину, все мои сегодняшние проблемы будут позади! И я посмеюсь над той Танькой, которую это так заботило… Но тогда же у меня наверняка появятся другие проблемы, которые тоже будут казаться неразрешимыми. И они тоже отлично разрешатся. Так что, может, не заморачиваться уже сейчас?»

Или, скажем, она записывала в блокноте: «Я сижу на лекции и притворяюсь, что слушаю. Рядом со мной на столе лежит сломанный карандаш». И представлялось ей, что пройдет время и не будет лекций, не будет сломанного карандаша на столе – а в этой записи в блокноте время останется навеки замороженным. Свершившимся.

Вот и теперь, прежде чем войти в магпункт к Гробыне, она быстро подошла к подоконнику и, наклонившись, ножом чиркнула по дереву.

– Когда я подойду к зарубке в следующий раз, мне будет смешно, что я тряслась и боялась войти к Склеповой! – успокоила она себя и решительно толкнула дверь.

Ягге в магпункте не было. Таня направилась к ширме. Кавалеры грозили ей шпагами, дамы – зонтиками, и все разговаривали нарисованными голосами. Их реплики всплывали в облачках, как это бывает в комиксах.

Не обращая на них внимания, Таня заглянула за ширму. Кровать Гробыни показалась ей пустой. Она начала поворачиваться, чтобы уйти, но тут ее окликнули.

– Эй, Гроттерша! Принесла мешок из-под костей? Где моя «смерть гламуру»?

Таня увидела Гробыню. Склепова лежала, закинув руки за голову. Таня едва узнала ее. Это была не Гробыня, а ее оторвавшаяся тень. Сквозь грудь и плечи просвечивала подушка. Скомканная простыня валялась на полу.

Таня поспешно сунула Гробыне мешок с теми вещами, которые Склепова заказывала. Гробыня мешок взяла, но заглядывать в него не стала и равнодушно кинула рядом с тумбочкой.

– Ты меня едва увидела! Я стала призраком! – заявила она.

– Да не! Ерунда! Я думала, ты спишь! – Таня сама удивилась, как быстро соврала.

Гробыня усмехнулась.

– Хочешь повеселиться? Подними меня! – потребовала она.

Таня веселиться отказалась. Тон Склеповой ей не понравился.

– Лучше я Гуню позову!

– Не надо никого звать! Ты оторвешь меня одной рукой. А скоро и одним пальцем. А однажды кто-нибудь забудет закрыть двери, и меня унесет сквозняком! Правда, смешно? Сквозняк тащит человека и ударяет его о стены! Ха-ха-ха!

– Перестань, Гробо! Не надоело себя жалеть? Несет сквозняком – вцепись зубами в шторы! – сказала Таня.

Гробыня поджала колени к груди и рывком села.

– Просто досадно! Столько сюда прорывалась, готовилась к Гонкам, а тут… Все, проехали! Где там мой мешок?

Склепова рылась в мешке и ругала Таньку, что та все напутала.

– Что ты притащила? Помаду! А я что просила? Помаду! Гроттерша, ты вечная сиротка!

– Слушай, но ведь ты помаду и просила!

– Помада помаде рознь! Не надо было меня слушать! Я бедная женщина, а не Дельфийский оракул! Я не могу знать, что мне захочется в следующую минуту! Когда тебя просят принести веник – тащи пылесос и не ошибешься!

– В следующий раз так и сделаю.

Гробыня поморщилась.

– Фу, Танька! Ты стала как они! С тобой и поругаться нельзя. Неужели я действительно так тяжело больна?

– Да нет, с чего ты решила?

– А с того, что мне хамить перестали. Терпелюшки все такие, я фигею… Кстати, а мирок симпатичный! Тут, если зубы есть, дыры выгрызать можно, да только все равно не то.